Венеция. История от основания города до падения республики - Джон Джулиус Норвич
Вторая служба, которую Совет десяти сослужил государству уже в первые годы своего существования, была еще ценнее. Феррарский кризис выявил серьезный недостаток в венецианском политическом строе – отсутствие инструментов, позволяющих быстро принимать и исполнять решения по государственным делам первостепенной важности. За гарантии против сосредоточения власти в одних руках венецианцы были вынуждены платить низкой эффективностью управления. Все важные решения должен был утверждать Большой совет, который за десять лет после Серраты успел разрастись почти до тысячи человек. Разумеется, такую неповоротливую организацию приходилось делить на части, и к тому времени уже вошло в обычай создавать комитеты так называемых savii («мудрецов») для решения частных вопросов. Некоторые мудрецы-savii занимали постоянные посты и выполняли четко очерченные обязанности – во многом так же, как современные министры, пусть и не с такими обширными полномочиями. К середине века они даже сформировали подобие кабинета министров – коллегию (collegio), в которую также входили дож и шестеро его советников. Однако вопросы наивысшей важности – например, удержать ли за Венецией Феррару вопреки воле папы – по-прежнему выносились на пленарное заседание совета. Иными словами, чем серьезнее был вопрос, тем более громоздкой оказывалась процедура его решения.
Но с появлением Совета десяти ситуация изменилась. Его решения – принимавшиеся, как было сказано, только с согласия дожа и его советников – имели равную силу с постановлениями Большого совета. Так перед республикой вновь открылась возможность быстрых и решительных действий. Стоит добавить, что появление такого органа, как Совет десяти, было лишь вопросом времени: слишком назрела необходимость в более гибких и эффективных механизмах управления. Однако остается фактом, что он возник как прямое следствие заговора Тьеполо. Баджамонте потерпел сокрушительное поражение, но в итоге Венеция оказалась перед ним в гораздо большем долгу, чем была готова признать и чем мог бы вообразить он сам.
15
Владения на материке
(1311 –1342)
Зачем дож посылает мне столько свинца? Пусть оставит себе – пригодится покрыть колокольню Сан-Марко.
Мастино делла Скала, по поводу писем от дожа, скрепленных свинцовыми печатями (из хроники Барбаро)
В августе 1311 г. Пьетро Градениго умер, и вся Венеция вздохнула с облегчением. Он был сильным дожем – даже чересчур сильным, по мнению большинства его подданных, – но не слишком мудрым. Упрямый и своевольный, прислушивающийся к чужому мнению лишь для того, чтобы понять, как навязать свое, он оставил республику в гораздо худшем состоянии, чем принял. Венеция все еще не оправилась от заговора Тьеполо и его последствий; объемы торговли сократились до минимума; папский интердикт оставался в силе. Поэтому неудивительно, что хоронили дожа без всяких церемоний – не только потому, что отлучение от церкви еще действовало, но и из страха перед новыми народными волнениями. Тело Градениго отнесли в аббатство Санто-Чиприано на острове Мурано и захоронили там в могиле без надгробия.
Желая, чтобы преемник как можно меньше походил на покойного дожа, выборщики поначалу ударились в противоположную крайность. Они проголосовали за престарелого сенатора Стефано Джустиниани, но тот, отказавшись от предложенного ему бремени, сбежал в монастырь. Следующий выбор пал на некоего Марино Цорци (который был еще старше) – по той единственной причине, что он как раз в этот момент проходил под окнами Дворца дожей с мешком хлеба, чтобы раздать его заключенным в ближайшей тюрьме. Историк XV в. Марино Санудо Младший так объясняет его избрание: «Его почитали за святого, таким уж он был добрым и верным католиком, – а к тому же он был богат». После Градениго вся Венеция мечтала именно о таком доже – безобидном и почтенном «свадебном генерале», пусть и не имеющем заслуг на дипломатическом поприще, но зато богатом и щедрой рукой раздающем свои богатства. К тому же Цорци славился благочестием (несколько лет назад он основал и щедро профинансировал сиротский приют), и это, возможно, дало дополнительные очки в его пользу: ведь первейшая задача нового дожа заключалась в том, чтобы добиться возвращения Венеции в лоно церкви.
Но Марино Цорци не успел этого сделать. Он умер в июле 1312 г., не продержавшись у власти и года. Снова собрались выборщики, на сей раз предусмотрительно закрыв ставнями все окна, выходящие на улицу, и избрали Джованни Соранцо, пятнадцатью годами ранее завоевавшего Каффу в войне с генуэзцами[154]. Можно задаться вопросом, почему его не выбрали годом ранее вместо беспомощного Цорци, ведь Соранцо вдобавок отличился в Ферраре, а затем поднялся до поста главного прокуратора Сан-Марко. Ответ, вероятно, заключается в том, что его дочь была замужем за Марко Кверини и после заговора Тьеполо последовала за мужем в изгнание. Новому дожу было семьдесят два года; некоторые, должно быть, полагали, что его лучшие дни остались позади, но в итоге правление Соранцо продлилось шестнадцать лет, и за эти годы Венеция постепенно вернулась к былому процветанию. Восстановление началось в марте 1313 г., когда папу Климента V наконец-то с большими трудами уговорили снять интердикт. Цена была высока – 90 000 золотых флорентийских флоринов. Для истощенной казны республики эта сумма была непомерной, особенно из-за того, что папа требовал выплатить ее именно в такой монете. Тем не менее власти Венеции справились: они объявили обязательный государственный заем в размере 3 % от всех доходов и пригрозили флорентийским купцам немедленной высылкой из города, если те без промедления не обменяют необходимую сумму по справедливому курсу. В ответ папа постановил, что венецианцы снова могут беспрепятственно вести законную торговлю.
Конечно, это капитуляция, но склониться перед папой в каком-то смысле было не так позорно, как перед каким-нибудь светским правителем, и большинству венецианцев это не показалось чересчур дорогой ценой за возвращение к нормальной экономической жизни и всему, что из этого вытекало. Шесть месяцев спустя Венеция усмирила Зару, которая в очередной раз взбунтовалась, воспользовавшись хаосом, воцарившимся в республике после заговора Тьеполо. В Венеции снова воцарился мир; возобновилась торговля; в следующие несколько лет республика заключила договоры с Византийской империей, Сицилией и Миланом, с Болоньей, Брешией и Комо, Тунисом, Трапезундом и Персией. Все это удачно совпало с гибелью марокканского флота, над которым в 1291 г. одержал победу генуэзец Бенедетто Заккария: флот этот годами старался не допускать средиземноморские суда в Гибралтарский пролив. Теперь пролив открылся, а Генуя по столь же счастливому совпадению пришла в упадок из-за долгой и ожесточенной ссоры с собственной колонией Пера на Босфоре. Венеции удалось перехватить
