Валерий Елманов - Не хочу быть полководцем
– Там все в порядке будет, – заверил я его. – А истинно предначертанное господь вовсе никому не показывает – лишь то, от чего он… дозволяет уйти. Лишь бы ноги были крепкие да дух в груди боевой. И вот еще что, – вдруг вспомнилось мне. – Не подходи к башням, где хранится порох. Взорвутся они вместе с ним. А лучше повели, чтоб его залили водой.
– Кто я такой, чтоб эдакие повеления отдавать? – усмехнулся Борис.
– Ну посоветуй тому, кто постарше и власть имеет. Я бы и сам сказал, да не знаю кому.
– Ох и жаль мне тебя, фрязин. За такой совет и головы лишиться можно, – заметил Годунов. – Это я тебе верю, а иные-прочие долго думать бы не стали – вмиг бы сабельками изрубили. Счастлив твой бог, Константин Юрьич, что ты допрежь этого со мной повстречался.
– А твой бог? – поинтересовался я.
– И мой тоже, – кивнул он. – В долгу я, выходит, пред тобой. Ныне воротить нечем, но жисть велика – авось и подсоблю, как умею.
– Авось и подсобишь, – согласился я. – А может, и раньше, чем думаешь.
Кто о чем, а вшивый о бане. У меня тут же мелькнула мыслишка про Марию. Ну никак не давало мне покоя то, что я прочитал насчет царского блуда. Вот бы выпихнуть назойливого Долгорукого из Александровой слободы назад в Псков. Пусть посидит в тереме, пока к нему сваты сами не приедут. Мои, разумеется. Если с умом действовать, то может Годунов помочь, запросто может. Парень-то умный, вон как он про митрополита с казной сообразил. Влет. Лишь бы захотел помочь. Вилять и крутить не хотелось, но в то же время надо было как-то заинтересовать человека, чтобы и у него возник в этом деле интерес. Свой. Личный.
– А ты, часом, не ведаешь, сколько ныне невест в Александровой слободе собралось? – как бы между прочим спросил я.
– А тебе на што оно? – насторожился Борис.
– Да приглянулась… одна. – Я не решился назвать имя. Сразу выкладывать все карты ни к чему. Годунов вроде бы и союзник, но всегда себе на уме. Мало ли. Посмотрим, как оно дальше сложится.
– Было сотен пять али шесть, не считал я, – отозвался он. – Так они ж меняются все время, разве упомнишь. Коих он сразу изгоняет – мол, негодную прислали. А иных… – Он помрачнел. – Вроде и в невесты негодны, а кус лакомый. Тех придерживает… красой полюбоваться.
Так и есть. Самые худшие опасения плохи в первую очередь тем, что они сбываются. Так гласит один из законов Мерфи. Вот и у меня сбываются. Одна надежда, что ему сейчас не до Марии.
– И не только полюбоваться, – мрачно проворчал я.
– А это уж как царю угодно станет, – пожал плечами Годунов. – Всяко бывает. Но зато потом он им и на приданое серебра отсыпает, и замуж выдает. Эвон у нас сколь опричников холостюет – выбор завсегда есть. А опосля царя под венец вести вроде и незазорно.
Нет уж. Не надо нам опосля царя. Разумеется, если так приключится, то я-то не посмотрю ни на что. Но такое испытание для Машеньки ни к чему, так что лучше обойтись без… излишеств. К тому же я не опричник, так что Маша мне и «опосля» не достанется. Нет, надо предпринимать меры, притом срочные, пока этому похотливому козлу не до женитьбы.
– А за что изгоняет? – спросил я в поисках выхода.
– Разное. Не личит[58] ему, вот и все. А бывает, что и за него решают, могут и вовсе девку на глаза не допустить. Ну это когда у нее со здоровьишком худо. А еще ежели иной кто из ближних царских свой интерес имеет. Ну, скажем, сестрична у него там, вот он и норовит опасных соперниц убрать, чтоб они даже на царские глаза не попадались. Слушок, ежели с умом, пустить недолго.
– А у тебя самого интерес имеется? – впрямую спросил я его.
– У всех, кто близ государя, свой интерес имеется. Иных при его дворе нет, – отрезал он.
– А… в невестах царских?
Годунов быстро огляделся по сторонам – рядом никого не было.
– У… Григория Лукьяновича есть, – шепнул он и полюбопытствовал: – Али ты того не ведаешь?
– Не все мне дано, говорил ведь, – напомнил я и снова устремился вперед: – Не все, но многое. Имя нареченной супруги я считай, что ведаю, да вот…
– Кто? – выпалил Годунов.
Ох, что-то ты взволнованным выглядишь, дружок. Чересчур взволнованным. Отчего бы это? Или «интерес» не только у твоего тестя, но и у тебя самого? Хотя да, ты же с ним теперь в одной команде. Иначе и быть не может. Хочешь не хочешь, но все равно заодно. На одну с ним доску тебе вставать противно, вот и держишь приличную дистанцию, чтоб не замараться да чтоб одежонка запахами нехорошими не пропиталась – уж больно дурно смердит в пыточной, а у людской крови дух нехороший. Упаси бог, почует кто. Но стоишь ты, милый, рядышком, потому как деваться тебе некуда.
– Я же сказал, почти ведаю, – напомнил я. – Не прояснилось еще оно полностью. Первую буковку доподлинно назвать могу – «мыслете», – вовремя вспомнил я старинную азбуку. – И далее ясно вижу – «аз» стоит. И третья видна – «рцы».
– Мар… – задумчиво произнес Годунов. – Марфа? – И с надеждой уставился на меня – вдруг в голове прояснится до конца и я выдам имя полностью.
Ага! Чичас! Прямо так и разбежался. Ты – хлопец себе на уме, но и я тоже. Скажи имя, и ты спокойно вздохнешь, а на мою просьбу махнешь рукой, потому как хлопотно и ни к чему, ибо свое все равно уже с тобой и никуда не денется.
– Может, и Марфа, – согласился я. – А может, и Мария… Долгорукая.
– Такой я вовсе там не видел. Да и брат мой двухродный Дмитрий сказал бы. Он у государя в постельничих, так что все ведает.
– А он и не мог сказать, – пояснил я. – Видение недавно было, а в нем узрел я возок, подъезжающий к слободе. И дева оттуда выходит. Ликом бела яко снег… – И пошел-поехал живописать красу ненаглядную.
С вдохновением излагал. Ничего не забыл – ни ресниц стрельчатых, ни очей васильковых с поволокою томной… Но не приукрашивал – чего не было, того не было. Да и не мог я приукрасить. Некуда. А закончил описание видения еще одной девой – другой, что в какой-то светлице у окошка сиживала. Грустная такая. Но тут фантазию в ход я пускать побоялся – вдруг не угадаю.
– И голос сверху услыхал: «Аз есмь невеста государева Мар…», а дальше не разобрал, да к тому ж и не понял, какая из них.
– Князев Долгоруких, стало быть… – протянул Борис. – Ох как жаль, что ты имечко не разобрал. А не повторили тебе опосля еще разок, а? Может, ты запамятовал?
– Он дважды не повторяет, – произнес я торжественно, но Годунов тут же толкнул меня локтем в бок.
– Куда шумишь, фрязин! – прошептал Борис, укоризненно заметив: – Чай, церква, божье место. Тута токмо шепотом говорить надобно, да и то назад поначалу оглянуться да по бокам осмотреться. Оно хошь и не зазорно в божьем храме опричнику рядом с земщиной стоять, такого и государь воспретить не осмелился, ан опаску иметь надобно. Ты сам-то не осерчал на меня тамо, под Серпуховом, когда я тебе знак подал? – спросил он озабоченно.
