Эндрю Ходжер - Храм Фортуны II
Послушные приказу вождя, варвары рвались все дальше; копейщики подталкивали их остриями в спины, вынуждая двигаться быстрее. Те херуски, которые имели в тот день неосторожность вооружиться топорами, не обладая возможностью свернуть в сторону или отступить, шли навстречу своей гибели.
— Пиллумы к броску! — скомандовал Авл Плавтий. — Целься! Замах! Раз! Два!
Лавина легких пиллумов с острыми блестящими наконечниками накрыла варваров. Одно копье вонзилось в щит самому Херману, и вождь с яростным воплем обломал древко движением своей сильной руки. Но рядом с ним валились на землю все новые и новые воины, раненые и убитые.
— Конница к бою! — охрипшим голосом продолжал руководить своими солдатами легат. — Луки за спину, мечи из ножен! Вперед!
Три сотни галлов, забросив на плечо ставшие бесполезными луки — стрел уже почти не осталось, сверкнули длинными гибкими мечами, дернули поводья своих верных лошадей, и вот уже эскадроны вылетели из каре и устремились на ошеломленных и подавленных херусков.
Запела сталь, послышались глухие удары; бросая оружие и закрывая ладонями головы, варвары бросились врассыпную.
Напрасно Херман пытался остановить их — его просто никто не слушал. Вождю стало страшно — ведь он столкнулся пока всего лишь с авангардом римской армии и уже терпит поражение. Что же будет, когда подойдут основные силы под командой Германика?
— Ульфганг! Ульфганг! — взвыл он. — Эй, кто-нибудь! Скажите хаттам, пусть атакуют. О Боги, помогите нам!
И Херман в отчаянии повалился на колени. Его обступили люди из свиты, прикрывая своими щитами.
Но галльская конница не уходила далеко от своих. Покружив немного по полю, всадники повернули коней и снова скрылись за железной стеной легионеров.
Римляне издавали торжествующие крики, потрясая оружием. Они преподали достойный урок варварам. Слава легату Плавтию!
Но и их потери были довольно значительны — беспорядочные наскоки дикарей все же нанесли немалый урон, хотя и не смогли расстроить ряды легионеров.
Гортерикс и его люди, уже придя в себя и немного отдохнув, тоже заняли место в боковой стороне четырехугольника.
Авл Плавтий ждал, что же теперь предпримут варвары, и все чаще поглядывал на солнце, уползавшее к горизонту. Когда уже подойдет Германик? Ведь они не могут вечно сдерживать тут все варварское войско. А если темнота наступит раньше, чем появится римская армия, то плохо Дело. Дикари обязательно что-нибудь придумают, чтобы добраться до врага.
В открытом бою грош им цена, но по части военных хитростей трудно найти им равных.
А тем временем из дубравы выходили и поспешно строились в ударную колонну хатты Ульфганга. Они видели неудачные попытки своих союзников прорвать ряды римлян и горели желанием доказать, что уж у них-то это получится сразу.
К тому же они жаждали отомстить врагам за прошлогоднее нападение на свои земли, за кровь, смерть и слезы соплеменников, за сожженные деревни и разрушенные укрепления.
Плавтий, встревоженно поглядывая на нового противника, приказал плотнее сомкнуть строй и встретить германцев остриями копий. Силы римлян были уже на исходе, но необходимо было держаться. Легат знал, что в случае, если варвары сумеют расстроить их ряды, никто не уйдет живым. Многие будут тут же изрублены на куски, а раненые солдаты, которым не повезет попасть в плен, подвергнутся самым изощренным и жестоким пыткам, на которые только способны кровожадные дикари.
Германцы не знали жалости к побежденным, и какие-либо переговоры с ними были невозможны. Если варвар чувствует свою силу — он с насмешкой отвергнет любые предложения, а если нет, — пойдет на любой обман и подлость, чтобы добиться своего.
Римлянам оставалось только одно — сражаться до последнего, уповая на скорейший подход своих товарищей. Ну, а если уж такова воля Богов — умереть достойно.
Короткими резкими командами Ульфганг подгонял своих людей, и так почти бежавших.
— Скорее! Скорее! Копья на изготовку! Ударим в самый центр! Ни шагу назад, пока не прорвем строй!
Варвары злобно хмурились и молча двигались вперед, сжимая в руках древка фрамей, топоры, палицы и мечи.
Четырнадцатый легион римской армии, называемый Марсовым Победоносным, словно раненый лев, напрягся и изготовился, чтобы дорого отдать свою жизнь, ощетинившись когтями пиллумов и зубами клинков.
До заката солнца оставалось еще три-четыре часа и можно было надеяться, что Германик подойдет вовремя и не даст дикарям истребить своих солдат. Боги олимпийские, помогите!
Первые шеренги хаттов врезались в живую римскую крепость; гул и лязг повис над долиной. Молча, сцепив зубы, рубились воины и с той и с другой стороны. Каждый понимал, что именно от него сейчас зависит, победа или смерть ждет его товарищей.
А херуски и хауки, приходя в себя после полученного жестокого отпора, перестраивали ряды, готовясь, если понадобится, снова броситься в атаку. Сам Херман наблюдал за этим, громкими криками подбадривая воинов и отдавая приказы вождям.
Узкая долина не позволяла германцам всем разом навалиться на врага и смять его массой и численностью. И это давало римлянам какие-то шансы. Но сил оставалось все меньше и меньше. Густо стелились трупы легионеров и их союзников под ноги варварам...
Еще немного и, казалось, железный строй щитов и панцирей будет прорван.
— Вперед! — взвыл Ульфганг, потрясая своим огромным мечом и дико вращая глазами.
Он бился в первых радах и вот могучим ударом снес пол черепа римскому центуриону, вот сбил с ног какого-то галльского пехотинца.
На пути вождя варваров вырос Гортерикс. Молодой офицер с бледным лицом, сцепив зубы, бросился на врага, умело работая длинным гибким мечом и прикрываясь небольшим круглым щитом.
Взревев от ярости, здоровенный германец принял вызов. Началось единоборство силы и ловкости.
Гортерикс уже очень устал, к тому же, получил один раз камнем в голову, а потому его реакция не была уже такой хорошей, как обычно. И тем не менее, он довольно успешно отражал мощные, но безыскусные удары варвара. Ему удалось даже легко ранить соперника в бедро.
Ульфганг зверел все больше и больше; его страшный меч со свистом рассекал воздух, грозя снести все, что попадется ему на пути. Но Гортерикс пока не попадался.
Бойцы забыли уже и о том, что вокруг них кипит яростное сражение. Сейчас в мире для них существовали только две вещи: блестящий клинок в собственной руке и меч в руке противника.
Хатты тем временем все напирали; римское каре начало медленно, шаг за шагом, отступать, сохраняя, впрочем, незыблемость рядов.
Германцы при виде этого издали торжествующий вопль и с удвоенной силой навалились на врага. Четырехугольник был окружен хаттами и хауками Зигштоса. Херуски под руководством Хермана и Сигифрида отошли к дубраве, чтобы там перестроить ряды и быть готовыми нанести очередной удар.
