Эндрю Ходжер - Храм Фортуны
Сеян почувствовал, как по его спине забегали холодные мурашки, страх змеей вполз в сердце.
— Значит, цезарю все известно? — спросил он глухо.
— Да.
— Но откуда?
— А это надо бы у тебя спросить. Ведь ты отвечал за то, чтобы Август оставался в неведении.
— Конечно, но я не могу понять, каким образом...
— Это уже неважно. Ясно, что в сложившейся ситуации я ничего не смогу поделать. Мне остается лишь принять кару богов и выслушать приговор Августа. И надеяться, что он будет не слишком суров.
— Не слишком суров... — тупо повторил Сеян, и вдруг в голове его зазвучала сталь: — А что будет со мной, госпожа?
— С тобой? Что ж, тебя предали так же, как и меня, мой милый Элий. Думаю, что и Постум, и Сатурнин теперь припомнят нам все. Самое лучшее, что ты можешь сделать, это уехать куда-нибудь, изменить имя и начать новую жизнь. Деньги у тебя еще есть, ты получишь достаточную сумму.
— Деньги? — воскликнул Сеян, в котором закипела холодная ярость. — Дело тут не в деньгах. У меня у самого хватает золота. А как же твои обещания? Где же моя власть, где почет и уважение, где пресмыкающиеся у моих ног сенаторы?
Ливия горько усмехнулась.
— Об этом можешь забыть.
Забыть? Забыть о том, ради чего он столько лет лез в самые рискованные и грязные авантюры, ради чего убивал и обманывал, воровал и лжесвидетельствовал? Забыть и перечеркнуть мечты, которые грели его душу? Покинуть Рим и стать жалким лавочником в глухой провинции? Это невозможно!
Сеян налившимися кровью глазами смотрел в лицо Ливии. Да она издевается над ним! Безумная старая ведьма! Она втянула его в свои сети, а теперь бросает на растерзание цезарским псам.
Нет, не выйдет. Весь смысл жизни Сеяна был в этой борьбе, все надежды были связаны с будущим высоким положением, которое он вскоре займет. И он будет сражаться до последнего вздоха, до тех пор, пока останется хоть самый мизерный шанс победить. Из-за упрямого остолопа Тиберия и его расклеившейся мамочки он не собирается дать себя выгнать или вообще угодить под меч палача, если Сатурнин и Постум окажутся проворнее.
Пока эти чувства терзали душу Сеяна, до неузнаваемости искажая его обычно невозмутимое красивое лицо, Ливия смотрела на него усталым апатичным взглядом и молчала. Ей было немного жаль этого человека, который так долго был ее верным слугой. Но только немного. Не в нем сейчас дело, пусть сам заботится о себе. Они проиграли, и теперь просто разбегутся, как пауки из опрокинувшейся банки. И одному нет дела до других.
Сеян решился. Ему все равно было уже нечего терять. Гнев Ливии будет не страшнее гнева Августа, если цезарь узнает, кто приложил руку к убийству его внуков. Сеян глубоко вдохнул и заговорил, медленно выбрасывая изо рта тяжелые веские слова:
— Прости, достойная, я всегда верил в твою мудрость и предусмотрительность. Но сейчас ты, кажется, ошибаешься и не совсем правильно оцениваешь ситуацию.
Он помолчал, собираясь с мыслями. Ливия безразлично смотрела на него.
— Ты не дала мне сказать то, с чем я шел сюда. А это несколько меняет дело. Так вот, нападение на семью сенатора Сатурнина провалилось. Им удалось уйти. Надеюсь, ты понимаешь, госпожа, чем это нам грозит?
— Тебе, — еле слышно произнесла императрица все так же равнодушно.
— Что? — не понял Сеян. — Извини, я не расслышал...
— Чем это тебе грозит, думай сам, — резко ответила Ливия. — Тебе платили за риск. Мне уже до этого дела нет. Прошу тебя, уходи скорее.
— Нет, — покачал головой Сеян с нехорошей усмешкой. — Не спеши, достойнейшая. Все не так просто. Мы связаны с тобой одной веревочкой, и вместе будем выпутываться.
— Это угроза? — с проблеском раздражения спросила Ливия. — Ты осмеливаешься угрожать мне? Убирайся отсюда, иначе я сейчас позову стражу.
— Не позовешь, — дерзко заявил Сеян, понимая, что отступать уже некуда. — Послушай меня еще немного, и ты сама поймешь это. Госпожа, — добавил он с прежним подобострастием, не желая все же вызывать гнев императрицы.
Ливия демонстративно отвернулась и уставилась на украшавший стену гобелен, на котором было изображено похищение Европы Зевсом.
— Давай поговорим спокойно, — продолжал Сеян, — и поставим вопрос ясно. Конечно, я понимаю, что ты теперь рассчитываешь отделаться малым наказанием и имеешь все основания на это надеяться. Ведь известно, как Август любит и уважает свою супругу, он сделает все, чтобы выгородить тебя. А Постум — человек незлопамятный, и вполне может удовлетвориться твоим негласным отходом от государственных дел. Если, конечно, не выйдут на свет подробности смерти его братьев Гая и Луция. Но там ты практически неуязвима — ни у кого нет достаточно веских доказательств, чтобы выявить твою причастность к этому делу.
Итак, ты вполне можешь выйти сухой из воды и мирно прожить остаток лет на комфортабельной вилле в Байях или Кумах.
Но вот у меня ситуация совсем другая. За меня-то уж точно никто не заступится, даже ты, госпожа. И если начнется расследование — а оно начнется, нет сомнений — то я предстану перед судом и буду приговорен к смерти за государственную измену. Что ж, видимо, наказание понесу не я один — рядом со мной может оказаться даже такой благородный патриций, как Домиций Агенобарб, но это, все же, согласись, слабое утешение.
Тем более, что у меня были определенные планы на будущее, планы, в которые ты, госпожа, заставила меня поверить. И я жил ради этого. А теперь ты говоришь: все кончено. Но мне некуда деваться. Вряд ли я сумею уйти от возмездия, но даже если так, то беспросветное существование где-нибудь на окраине Империи, жизнь в вечном страхе меня совсем не привлекает.
Ты знаешь — я игрок, и люблю рисковать. И я буду драться до конца. Ведь далеко не все еще потеряно. Ты сказала: Тиберий отказался от власти в пользу Агриппы Постума. Но если не станет Агриппы, то в чью пользу он откажется тогда?
Ты сказала: Август изменил завещание. Но где оно? Пока этот документ не оглашен перед сенатом, в силе остается прежняя воля цезаря, официально заверенная свидетелями и жрецами.
Видишь, еще все можно исправить. Умоляю тебя, госпожа, соберись с силами. Клянусь всеми богами, мы одержим победу, и потом еще будем смеяться, вспоминая эту минуту слабости.
Сеян умолк, тяжело дыша. Ливия медленно повернула голову и посмотрела ему в глаза.
— О Юпитер, — произнесла она с горечью, — почему ты не сделал моим сыном Элия Сеяна?
Тот подозрительно прищурился. Что бы это значило?
Ливия грустно улыбнулась.
— Да, мой милый. Эти же самые слова я говорила Тиберию. Но он не захотел слушать меня. Прости, Элий. Мне очень жаль, что все так вышло. Но поверь — я ничем не могу уже помочь тебе. Нам надо положиться на волю богов и принять свою судьбу.
