Дарья Плещеева - Аэроплан для победителя
Он пришел вовремя — Алеша, обернув банку лопухом, вытаскивал ее из автомобиля.
— Что здесь произошло и где фрау Хаберманн? — строго спросил он.
— В нее вселился бес, — ответил шофер. И рассказал историю, от которой явственно попахивало адской серой.
Он сидел на водительском месте и в ожидании Фирста читал газету. Фрау сидела рядом. Дверца с ее стороны по случаю жары была приоткрыта.
Вдруг старушка буквально вывалилась в эту дверцу. И пропала.
Шофер так изумился, что не сразу сообразил побежать следом.
Фрау Хаберманн, хватаясь за кусты, взобралась на насыпь и отважно перебежала через рельсы перед самым носом отошедшего от Солитюда поезда. Когда же Мюллер решил догнать ее и воротить в автомобиль, поезд, как на грех, встал. И простоял минуты три по меньшей мере.
Оказавшись по ту сторону рельс, шофер заметался, но старушки нигде не было. Он пробежался до Анненхофской улицы, потом поспешил к переезду, и вот он здесь, в полной растерянности и в убеждении, что фрау спятила.
— Этого еще недоставало, — проворчал Лабрюйер. — Тамарочка, Алеша, вам к этой истории добавить нечего?
— Ой, Александр Иваныч, у нас тут своя история!
Узнав о втором покушении на девушку, Лабрюйер крепко задумался.
— Значит, вы пометили автомобиль?
— Пометила крестиком.
— Ну, значит, будем искать эту чертову колымагу. Николев, вы ведь тоже видели этот «катафалк»?
— Видел, только я же в них ничего не понимаю…
— Вот папка. В ней газетные вырезки. Вилли, помогите молодым людям найти портрет механического злодея. А я пойду за Стрельским. Еще не хватало, чтобы и с ним что-то случилось…
Стрельский мирно сидел на лавочке у задней стены какого-то строения. У его ног зеленели скромные растения здешних мест — торчали колоски пырея, хрупкие цветоносные веточки пастушьей сумки, крупные листья подорожника, ближе к стене процветал огромный куст ядовито-желтого чистотела, тут же выглядывали из травы неизбежные одуванчики.
— Пойдемте, Стрельский, — сказал Лабрюйер. — Там у нас такое творится! Фрау Хаберманн пропала!
— Ее похитил любовник? — обрадовался Стрельский.
Лабрюйер повторил странный рассказ шофера.
— Значит, он читал газету, ничего вокруг не видел и не слышал, а наша красавица вдруг сорвалась с места и улизнула? Ни с того ни с сего?
— Вот именно.
— Боюсь, что причина все-таки была.
— Пойдем, отъедем отсюда подальше и поговорим о причине в более подходящем месте. Тамарочку с Алешей чуть автомобиль не задавил. Причем она утверждает, что прямо на них несся. Хорошо, Николев успел ее оттолкнуть. Тут, на ипподроме, прямо разбойничий притон какой-то, и с этим надо разобраться!
— А мне тут так хорошо думалось. Травка, цветочки… тут где-то и курятник есть, петух орал, это, говорят, к дождю… — задумчиво произнес Стрельский и встал.
— И еще беда — Вилли не хочет брать банку с мазью в автомобиль. Говорит — весь автомобиль провоняет.
— Ну, значит, я возьму извозчика и поеду в Майоренхоф, вдыхая пленительный аромат…
— Да что с вами такое? — Лабрюйер даже забеспокоился. — У вас недомогание? Отчего вы так медленно движетесь и говорите?
— Ах, мой юный друг, это вы от волнения быстро движетесь и говорите…
— Надо поскорее убираться отсюда. Едем в Ригу, я обо всем расскажу Линдеру! Вы подтвердите!
— Знаете, Лабрюйер, я бы охотнее посидел в тишине и помолчал.
Лабрюйер подумал, что безумие заразно, только у фрау Хаберманн оно проявилось в паническом бегстве, а у Стрельского — в мечтательной отрешенности.
— Вы успеете помечтать на пляже в Бильдерингсхофе, перед концертом. Нарочно поедем пораньше и помечтаем вместе!
Стрельский неохотно позволил себя увести.
В «Руссо-Балте» меж тем разворачивалось целое сражение. Алеша и Танюша пытались найти на картинках черный «катафалк». А поскольку в автомобилях они не разбирались и все колеса, все подножки, все капоты были для них на одно лицо, Мюллер впал в отчаяние и понял, что разгадать эту загадку не удастся никогда.
Но Лабрюйер и Славский призвали спорщиков к порядку, и вскоре осталась одна кандидатура — на вырезке из английской газеты.
— Это «форд», модель «Т», — сказал шофер. — Авто простое и надежное, рама из особо прочной стали, скорость достигает семидесяти двух километров. Будь я грабителем или налетчиком, именно таким авто бы обзавелся. Но я в Риге «фордов» почти не встречал.
— Редкая в наших широтах штука? — спросил Стрельский.
— Их собирают в Англии. Думаю, года через два их тут появится множество — авто ведь недорогое. Я видел «форд» с закрытым кузовом не так давно в Московском форштадте, у Гостиного двора, видел на Романовской… но тот был, кажется, темно-зеленый… а в большинстве кузов у них открытый…
— Допустим, в Риге десяток «фордов» с закрытым кузовом, — сказал Лабрюйер. — Допустим, семь-восемь — черных. Тройка агентов за двое суток все отыщет и проверит на наличие крестика. Тамарочка, покажите, где поставили крестик.
— Вот тут.
— Умница. Но если вас кто-то видел в этот миг…
Танюша задумалась.
— Один человек мог нас видеть, — неуверенно сказала она. — Но он, по-моему, на меня не обращает внимания, он в Звереву влюблен.
— И кто же этот обожатель?
— Таубе, Федор Иванович Таубе. У него есть автомобиль, но какой — я понятия не имею. То есть я его как-то видела в автомобиле… но я же не знала, что нужно запомнить!..
— Таубе… — повторил Лабрюйер. — Неплохо бы узнать о нем…
— Необходимо узнать! — воскликнул Николев. И выразительно посмотрел на Танюшу.
— Погодите! — воскликнула Танюша. — У меня же есть визитная карточка Таубе! Он их всем раздавал! Она в кармане саратовского жакета!
— То есть как? — спросил Лабрюйер.
— Жакет мне сшили в Саратове… Но жакет в Майоренхофе!
Лабрюйер задумался.
— Вот что. Садитесь в автомобиль и выезжайте хоть на Анненхофскую, там поймаете ормана, а Вилли вернется за мной и отвезет меня в Ригу, — решил он.
Тут к «Руссо-Балту» подбежал парнишка лет двенадцати — из местных жителей, босоногий, но в картузе. Он уставился на автомобиль с восторгом, а на Вилли Мюллера, уже сидящего за рулем, — прямо с любовью.
— Чего тебе, парень? — спросил шофер.
— Велели отдать господину, — по-латышски сказал мальчик и вручил шоферу сложенную бумажку. Пока Мюллер ее разворачивал, парнишка убежал.
— Что там? — поинтересовался Лабрюйер.
— Не понимаю — всего одно слово…
— И какое слово?
— «Гросс-Дамменхоф».
— Покажите!