Николай Дмитриев - Желтый саквояж
Их постерунок[248] внезапно подняли по тревоге и, дополнительно выдав гранаты, бегом погнали через весь город на окраину к бывшей еврейской слободе, где, как сообщили по прибытии, в районе закрытой «Школы робитнычей» уже второй час шла перестрелка.
Только что поступил приказ готовиться к атаке, для чего следовало сосредоточиться во дворе крупорушки. Но пробираться туда, на этот чёртов двор, надо было по находящейся под обстрелом улице, и Дмитро всё медлил, не решаясь хоть на шаг сдвинуться с места.
Наверное, он так и остался бы торчать под стеной, если б внезапно не получил затрещину. Дмитро дёрнулся и увидел рядом ражего парня в чёрной пилотке. Судя по всему он был из «СС», и Дмитро открыл было рот, но парень сердито рявкнул:
— Вперёд боягуз![249] — и толкнул Дмитра прямо на тротуар.
Оказавшись на открытом месте, Дмитро услыхал пугающий свист пуль и, пригибаясь как можно ниже, стремгав бросился к крупорушке. Ему повезло. До широко открытых ворот нужного двора было всего метров сорок, и Дмитро за считанные секунды оказался под прикрытием спасительного забора.
Во дворе уже был почти весь личный состав постерунка, и Дмитро удивился, как они прошли сюда под обстрелом. Впрочем, не все пули летели мимо. Одному полицейскому санитар как раз перевязывал окровавленное плечо, и раненый то громко стонал, то матерился вслух.
Дмитро малость взбодрился, пошёл вдоль забора и вдруг нос к носу столкнулся с тем самым парнем в чёрной пилотке, который так бесцеремонно вышвырнул его из укрытия. Парень тоже узнал Дмитра и, почему-то даже обрадовался, весело гаркнув:
— О, боягуз! Дошёл-таки! И чего было под стеной жаться?..
— Так стреляли же, — Дмитро показал на раненого.
— Пхе, тоже мне стрелянина, — парень презрительно фыркнул. — Вот нас под Харьковом однажды «Сталинский орган»[250] накрыл, вот то был жах[251].
— А ты сам кто? — решился спросить Дмитро.
— Я? — парень улыбнулся. — Мельниковец. После ранения к здешней команде откомандировали, на отдых, а тут вон что…
— А что тут? — Дмитро растерянно пожал плечами.
— Вам разве не сказали? — удивился мельниковец.
— Не, — мотнул головой Дмитро. — По тревоге подняли и сюда.
— Ясно, — парень перестал улыбаться и пояснил: — Тут, брат, такое дело. Стало известно, что евреи, которые ещё остались, удрать хотят, ну мы, значит, здание окружили, а они пальбу начали, уже часа два отстреливаются…
— А дальше как? — Дмитро с опаской глянул поверх забора.
— Дальше?.. — Парень чуть задержался с ответом: — Да вот дадим им патроны потратить, и вперёд…
Запланированная атака началась минут через двадцать. По окнам «Школы робитничой» слитно ударили пулемёты, и полицаи толпой бросились через улицу. Дмитро, сжимая сразу вспотевшими ладонями винтовку, тоже выскочил за ворота, но тут, оказавшийся рядом мельниковец, слегка придержал его.
— Держись меня, боягуз! — увлекая Дмитра за собой, он побежал не как все прямо, а как-то наискось.
Наверное, эта пробежка в сторону спасла Дмитра, потому что по полицаям, рванувшимся ко входу в «Школу робитничу» неожиданно ударил пулемёт. Уцелевшие порскнули в разные стороны, и кое-кому удалось, добежав к самому зданию, укрыться в мёртвом пространстве.
Начавшаяся так стремительно атака захлебнулась, и сменилась новой, то затихающей, то вновь вспыхивающей перестрелкой. Только на этот раз по «машингеверам», продолжавшим бить со двора крупорушки, из «Школы робитничой» стреляли прицельно, да ещё время от времени давал короткую очередь остановивший атаку пулемёт.
Мельниковец сноровисто увлёк Дмитра под стену и сейчас спешно осматривался, оценивая ситуацию. Оказалось, что пулемёт, стрелявший прицельными очередями по крупорушке из окна второго этажа «Школы», был прямо у них над головой, и каждый, рискнувший выскочить на улицу, попадал под кинжальный огонь.
— Кажись, влипли… — Мельниковец смачно выматерился и, достав из-за пояса немецкую гранату с длинной ручкой, подмигнул жавшемуся рядом Дмитру: — Ну, боягуз, молись шоб я не схыбив…[252]
В следующий момент он броском отскочил от спасительной стены метра на три и, широко размахнувшись, швырнул гранату. Разбив последний уцелевший в раме кусок стекла, она удачно влетела внутрь, и через пару секунд там прогремел взрыв. Сверху посыпались обломки, всякий мусор, и пулемёт, не дававший атакующим поднять головы, смолк.
Поэтому следующая атака оказалась успешной. Полицейские, беспорядочно стреляя во все стороны, ворвались во двор и почти сразу — в само здание. Сначала оттуда слышались отдельные выстрелы, потом всё вроде затихло, и когда Дмитро тоже подошёл к «Школе робитничей», он увидел, что у крыльца, сбившись в кучу, жмутся друг к другу десятка три уцелевших евреев.
Затем поступило приказание: «Обыскать территорию!». Дмитро, радуясь, что пальба прекратилась, в служебном рвении обходя «Школу робитнычу» кругом, приметил со стороны заднего двора ещё один вход. Он подошёл, осторожно открыл дверь и заглянул внутрь.
Вниз, в сумрак полуподвала уходила узкая лестница. Немного поколебавшись, Дмитро начал спускаться и оказался в котельной. Дмитро вздохнул с облегчением и вдруг увидел, как из дальнего угла выскочил прятавшийся там еврей.
С нечленораздельным криком он выхватил оказавшийся у него наган, но курок только сухо щёлкнул, и выстрела не последовало, барабан был пуст. В свою очередь, Дмитро вскинул винтовку и замер. Перед ним стоял тот самый милиционер, что свидетельствовал против него…
Вряд ли прятавшийся здесь Зяма узнал Дмитра, но он отшатнулся к стене и истерично заорал:
— Стреляй!.. Убивай!.. Сволочь!..
Какая-то непонятная сила не дала Дмитру нажать спуск. Вместо этого он, показав на щель между стеной и угольной кучей, сдавленно крикнул:
— Ховайся[253] туды, дурню!
В потухших было глазах Зямы вспыхнул сумасшедший проблеск надежды, и он, упав за кучу, затаился там.
— Швыдче, телепень![254] Давай, до полу зарывайся! — сердито приказал ему Дмитро.
Потом поспешно отставил винтовку в сторону, схватил валявшуюся здесь же рядом совковую лопату и начал торопливо засыпать сжавшегося под стеной в комок Зяму мелким углём…
* * *Большая тупорылая плоскодонка плохо шла против течения. Двое крепких партизан каждые полчаса менялись на вёслах, да и третий, их командир сержант Виктор Мельничук, бывший за рулевого, сидя на корме, тоже время от времени подгребал, помогая товарищам.
