Роберт Святополк-Мирский - Служители тайной веры
А потом вдруг налетели какие-то люди, куда-то меня несли, везли, потом меня кто-то прямо в глаз как ударил, и на эту лавку я брякнулся... Постой, постой, а откуда это ты узнал, что я в Глуске говорил, когда я сам этого не помню?!
— Счастливый случай, Михайлушка... — сквозь зубы промолвил Федор. — Благодари Бога, что хозяин корчмы — наш человек и не допустил, чтобы еще кто-нибудь слышал вашу беседу. Он-то и задержал обоих молодчиков до приезда Макара, потому что в одном из них узнал человека Семена. А Семен, как ты знаешь, верный слуга короля, у которого ты собираешься отнять корону!
Лицо Олельковича стало серым.
— Их поймали? — дрожащими губами спросил он.
— Нет. Я послал три десятка людей в погоню. Но пока нет никаких известий. Ты еще не чувствуешь на своей шее холодного прикосновения топора, Михайлушка?! — спросил Федор и вышел, оставив потрясенного Олельковича в одиночестве.
Князь Вельский вернулся в пустой бронный зал и уселся в кресле, крепко сжав шары в подлокотниках.
Вошел Юрок, и по его виду князь сразу понял, что случилась какая-то очередная неприятность.
И вдруг к Федору вернулось странное, безмятежное спокойствие, граничащее с равнодушием. Он зевнул.
— Их не настигли?
— Один убит. За вторым продолжают погоню. Оба уже были бы схвачены, если бы не вмешался князь Ольшанский.
— Ну вот, — сказал Федор. — Я так и думал. Я этого ждал. Я был просто уверен, что произойдет нечто подобное. Где Макар?
— Здесь, но князь Ольшанский непременно хочет увидеться с тобой. Он ранен.
— Кем?
— Макар вынужден был ударить его, иначе он перебил бы половину наших людей.
— Знаешь, Юрок, ты передай, пожалуйста, князю Ольшанскому, что я не желаю его видеть. Не желаю — и все. Пусть войдет Макар.
И все-таки Ольшанский прорвался в дверь.
Он был весь помят, избит, прихрамывал, и струйка крови застыла на его лбу.
— Я не виноват, Федор! — хрипло сказал он с порога, даже не поздоровавшись. — Я не мог иначе! Десять человек преследовали двоих! Один был ранен! Я ведь не знал, в чем дело... Мой долг...
— Ты вспомнишь об этом, когда будешь стоять на помосте, где рубят головы людям, слишком много размышляющим о своем долге! — перебил Федор. — И еще ты вспомнишь, что я предостерегал тебя от излишнего благородства. А сейчас уходи, я не хочу тебя видеть! Завтра поговорим.
Ольшанский опустил голову и поплелся обратно, но на пороге остановился и тихо, упрямо сказал:
— Моя совесть чиста.
Макар, как всегда сухо и деловито, рассказывал обо всем, что произошло.
— Десять человек во главе с Еремеем я заранее отправил на тот берег, — закончил он. — Уверен — они его там выловят быстро. Саблю он бросил, и больше у него нет оружия. На той стороне сплошные болота — укрыться негде. До утра, может, и пересидит в кустах, а утром ему придется выйти, и Еремей его схватит!
Труп юноши отнесли в подземелье, и Ян Кожух Кроткий, коротающий свои дни в темнице замка Горваль, сразу узнал Мокея, верного слугу князя Семена. Несмотря на подробное описание внешности, другого беглеца Кожух не мог назвать...
По дороге из подземелья Макар вспомнил:
— Да, вот еще что интересно! Когда Ольшанский разогнал наших людей, схвативших Мокея, тот был еще жив. У него всего лишь была ранена рука. И как только князь дал возможность бородачу отступить, он первым делом бросился к Мокею и вонзил ему в сердце валявшийся рядом нож. Наверно, боялся, что выдаст...
Князь не ложился всю ночь.
Еремей и его люди вернулись на рассвете, все с ног до головы мокрые, вымазанные черной торфяной грязью.
— Он утонул на моих глазах! — доложил Еремей. — Ночью он прятался в кустарниках. Мы его окружили, так что выскользнуть он не мог. Как только стало светать, он открыто вышел и кинулся в болото — другого пути не было. Я кричал ему, чтоб он вернулся, — там непроходимая топь! Но он шел и шел, пока ему не стало по пояс. Потом сразу провалился, пустил несколько пузырей и не выплыл. Я ждал на всякий случай полчаса. Все кончено. Спрятаться ему было негде, — все болото лежало перед нами — грязная черная жижа, ни одного кустика, только кое-где редкие камышинки торчат. Так что сейчас он уже мертвее мертвого.
И тут Федор почувствовал смертельную усталость двух напряженных суток без сна.
Он жестом отпустил Еремея и, едва передвигая ноги, отправился в спальню.
Постельничий явился через несколько минут и нашел князя спящим на полу под иконами.
...На следующее утро, обсудив с Юрком текущие дела, князь в одиночестве позавтракал и отправился на прогулку. В замке Горваль у Федора появилась новая привычка: он ежедневно уезжал в лес, никому не позволяя сопровождать себя, и порой не являлся до самого обеда, объясняя свое отсутствие любовью к уединению.
Однако на самом деле прогулки князя не были столь одинокими, как он хотел всех в этом уверить. За версту от замка, в глухом месте на берегу ручья, князя ждала дочь королевского бобровника.
Федор поцеловал Марью и сказал:
— Я по тебе страшно соскучился, а ведь мы не виделись всего лишь один день...
Марья разгладила морщинку на лбу Федора и покачала головой:
— Ты похудел...
— Это был очень тяжелый день, Марьюшка...
— Твои братья приехали и причиняют тебе хлопоты?
— Хлопоты? Это не то слово! Я никогда не думал, что с ними будет так трудно... Вчера оба, не сговариваясь, чуть не погубили все дело!
— Не рассказывай глупой девке своих секретов! — лукаво улыбаясь, перебила Марья...
— Моя глупая девка, — с ласковым упреком сказал Федор, — ты сама хорошо знаешь, что у меня давным-давно нет от тебя никаких секретов...
...Вечером того же дня Никифор Любич писал Преемнику:
«Олелькович и Ольшанский вторично появились в замке. Подробное донесение пошлю на следующей неделе. До сих пор не получил указаний, следует ли поддержать заговор и ввести в дело наших людей?! По-моему, надо торопиться, иначе Вельский один не справится. Вчера, например, из-за болтливости Олельковича тайна заговора оказалась под угрозой. Я уже собирался вмешаться, но князю удалось настичь обоих людей, проникших в эту тайну. Они якобы умерли. Подозреваю, что эти люди оказались с Олельковичем не случайно и что Семен продолжает тайную борьбу с братом. Любопытно, что в качестве предлога они выдавали себя за племянников не больше не меньше — нашего пророка Схарии. Как ты помнишь, это именно с Олельковичем он впервые приехал в Новгород. Однако нам хорошо известно, что никаких племянников у Схарии не было. Один из убитых оказался Мокеем, слугой князя Семена Вельского, там самым, который в свое время тщательно проверял жизнь брата Саввы. Второй, по моим предположениям, Степан Полуехтов, по кличке Ярый, но в его смерти я не уверен и потому опасаюсь, что тайна заговора находится под угрозой. Жду указаний.»
