Виктор Егоров - Конец – молчание
Лоллинг задумался: «У Кёгеля действительно была нелегкая ночь и впереди такая же… А что, если с Кесслером поехать именно Беккеру? Он произведет, конечно, лучшее впечатление, чем Кёгель. И так о гестапо бог знает что говорят! Пусть посмотрят, что в ведомстве Мюллера есть образованные люди, вроде Эриха Беккера. Такие сами вполне сумели бы обработать Кесслера! Разве только “маленький адмирал” захочет выдать удачу Лоллинга за свою?»
С Димой разговаривал не глава абвера, а один из его помощников, некто Пикенброк: шефа куда-то срочно вызвали.
Пикенброк весьма доброжелательно, полностью в духе «Лисьей норы», беседовал с «томми» о необходимости переориентации, коль скоро провал налицо, о том положительном, что извлекут обе стороны из нового союза и «радиоигры», в которую, если, конечно, господин Кесслер сочтет разумным, можно будет поиграть с его бывшими работодателями…
Варгасов, сидевший по другую сторону массивного стола, кивал головой, изображая глубочайшее раздумье. А сам исподволь рассматривал обстановку и искренне сожалел, что оказался гостем не самого Канариса, о котором был весьма и весьма наслышан…
Пикенброк разрешил Варгасову подумать, так как тот заявил, что не готов сказать ни «да» ни «нет», поскольку предложение абвера для него неожиданно.
– Конечно, дело серьезное, надо все взвесить! – Помощник Канариса вполне понимал этого англичанина.
Договорившись, что тот известит через Лоллинга, когда придет, к какому-то выводу, Пикенброк пригласил Беккера и, передавая ему арестованного, сказал, что они предварительно все обговорили, что хорошо бы некоторое время не тревожить господина Кесслера. «Очкарик», щелкнув каблуками, молча наклонил голову.
И снова они петляли гулкими коридорами: Беккер, Дима, а за ними по пятам, похожие друг на друга, как близнецы, молчаливые охранники.
…«Здесь такое место, где птица Симорг сбрасывает свои перья, богатырь роняет щит, а газель ломает копыта…» – с тоской вспомнилось Варгасову.
Беккер подошел к часовым, стоявшим у дверей, и, показав пропуск, сказал им что-то смешное, отчего они подобострастно заулыбались.
Пока остальные предъявляли документы, штурмбаннфюрер вышел на крыльцо, придерживая Диму, за локоть. Дверь захлопнулась, отсекая замешкавшихся эсэсовцев. И тут Беккер посмотрел Варгасову прямо в лицо: тот не успел, как в машине, отвести взгляд.
Дима не понял, что было в этих близоруких, спрятанных за толстыми стеклами очков глазах. Но когда Беккер, бессознательно поправив указательным пальцем очки, быстро оглянулся на дверь и снова впился взглядом в лицо Варгасова, Дима сообразил: кажется, надо что-то делать.
Улица была пустынна – лишь «мерседес» у подъезда с дремлющим шофером, – и хорошо просматривалась. Нет, по такой, пожалуй, не убежишь… И вдруг она сразу заполнилась людьми. «Кончился рабочий день. Можно смешаться с толпой, а по толпе вряд ли станут стрелять… В доме, что примыкает к абверу справа, – Дима помнил это точно, – есть проход на другую улицу, к Лановерскому каналу…»
Варгасов прикидывал не больше секунды. И все время Беккер в упор смотрел на него. Диме даже показалось, что тот сделал незаметный жест, который подсказывал ему, как надо сейчас поступить. «Провокация или шанс? “Свой” шанс? Единственный?»
Раздумывать было некогда: уже медленно отворялась дверь, слышались голоса гестаповцев…
И тут Дима ударил штурмбаннфюрера куда-то в грудь. Ударил несильно, без замаха. Но тот, схватившись за живот и согнувшись пополам, упал прямо под ноги опешившим эсэсовцам. От неожиданности они рухнули на своего начальника.
А Дима уже мчался в сторону заветного дома, вклиниваясь в толпу испуганных людей, уже было повернул к спасительной арке…
Тогда-то и возникла перед ним серо-зеленая фигура с пистолетом в руке. В тот же миг Варгасов почувствовал, что задыхается – так было, когда однажды отказал парашют… Так было, когда его коротко ударил сухоньким кулачком поддых фельдфебель из комендатуры…
Прихрамывая, подбежал Беккер. Дима лежал в луже крови, лицом вверх, а над ним стоял армейский лейтенант с «парабеллумом» в руке.
– Я все видел и, кажется, сумел вам помочь… – Он кивнул на распростертое тело. – Боюсь только, что несколько погорячился: всадил в него всю обойму…
Ничего не ответив, Беккер опустился на колени, припав почти к самому лицу Димы: он плохо видел – очки остались на крыльце абвера, растоптанные эсэсовцами, выбиравшимися из «кучи малы», что сумел организовать этот шустрый «томми». Варгасов не дышал. Беккер взял его запястье, пытаясь нащупать пульс.
И тут Дима открыл глаза… Губы его чуть шевельнулись… Штурмбаннфюрер снова приник к его лицу. Тогда Варгасов, цепко поймав взгляд близоруких глаз, что-то прошептал. «Марихен», – услышал Беккер. И все.
Эрих Беккер еще какое-то время стоял на коленях, стиснутый со всех сторон сапогами, туфлями, ботинками. Потом, в последний раз посмотрев на лицо убитого, сделал то, чего не положено делать не только гестаповцу, но и обычному офицеру вермахта: осторожно прикрыл веками всегда светлые, а теперь потемневшие глаза Варгасова, словно в них опрокинулось и заполнило их до краев хмурое берлинское небо.
На следующий день в Центр, «Базилю», ушла радиограмма: «Вчера при попытке к бегству погиб “Джим”. Сообщил об этом человек “Преторианца”, работающий в гестапо. Связаться с ним удалось только сегодня.
Отправка интересующего вас эшелона отложена. Готовим операцию еще раз. Если не удастся, сообщим маршрут. Работа продолжается. – “Питер”».
