Династия Цин. Закат Китайской империи - Чан Лун
В конечном итоге Никан Вайлан был вынужден искать защиты от Нурхаци у Ли Чэнляна. К тому времени, а это был 1587 год, соотношение сил изменилось кардинальным образом: Нурхаци достиг большого влияния, а сам Никан утратил былое могущество, и Ли Чэнляну не хотелось из-за него осложнять отношения с Нурхаци. В то же время выдавать Никана наместнику тоже не хотелось, поскольку это выглядело бы унизительно – вассал-варвар не мог требовать чего-нибудь у императорского наместника. Но был найден выход, позволивший Ли Чэнляну сохранить лицо, а Нурхаци – удовлетворить жажду мести. С согласия наместника, Нурхаци прислал к Никану двух доверенных воинов, которые его казнили.
Могло ли все обернуться иначе? Конечно же могло, ведь Ли Чэнлян вполне мог бы сохранить жизнь Никану Вайлану, следуя правилу «не дать сильному возвыситься и не позволить слабому упасть». Но Нурхаци не только проявил настойчивость, но и выбрал благоприятный момент, когда Ли не мог ему отказать. Настойчивость, трезвый расчет и умение дожидаться благоприятного момента были главными качествами Нурхаци как правителя.
Пожалуй, нет необходимости перечислять даты и события, поскольку этот перечень только утомит читателей и тут же будет забыт за ненадобностью. Проще будет сказать, что к 1589 году Нурхаци объединил под своей властью все племена цзяньчжоуских чжурчжэней. Настал черед соседних областей. Наибольшую сложность представляло завоевание области Хайси, которая принадлежала Хулуньской племенной конфедерации чжурчжэней, получившей свое название от озера Хулунь[35], которое питают монгольские реки Керулен и Орхон. Эта конфедерация была могущественной, многочисленной и богатой, поскольку здесь процветали земледелие и торговля, но имелся у нее один большой изъян – постоянные распри между племенными вождями, которые искусно «подогревались» китайцами. Собственно, все чжурчжэньские вожди постоянно грызлись между собой, поэтому умные люди охотно шли за Нурхаци, понимая, что спасение от бесконечных войн между племенами можно обрести только в единстве. Самому Нурхаци эта разобщенность была на руку – образно говоря, он откусывал от маньтоу[36] кусочек за кусочком, не боясь подавиться.
Суметь подчинить людей – это полдела, нужно еще и суметь удержать их в подчинении. Как говорил император Хунъу: «Подчиняют силой, а удерживают справедливостью». Но одной лишь справедливости мало: люди тянутся к тому, кто заботится о них. Бедняки, которые из-за нехватки средств, не могли вступить в брак, получали от Нурхаци помощь, которая решала эту проблему, причем помощь оказывалась безвозмездно, а не в виде ссуды. Племенам, которые приходилось покорять силой, Нурхаци предоставлял одинаковые со всеми права и ни в чем не ущемлял их – что было, то прошло, а теперь мы живем вместе. Такое поведение разительно отличалось от традиционного обычая обращать побежденных в рабов. Другим важным новшеством стала проведенная в начале XVII века реорганизация армии. Изначально тактической единицей чжурчжэней было ниру из десяти человек, создаваемое на время охоты или войны. Глава ниру, называвшийся «ниру эчжэнь», наделялся временными полномочиями, которые прекращались после распада завершения необходимости в ниру. Все ниру подчинялись старейшинам своих племен, которые решали, кому и в каком объеме следует оказывать помощь во время войны.
Нурхаци довел численность ниру до трехсот человек, сделал его постоянно действующим институтом, а ниру эчжэней превратил в должностных лиц, которые подчинялись не своим племенным вождям, а своим начальникам. Собственно, то была реорганизация не только армии, но и всего маньчжурского общества. Ниру эчжэни стали кем-то вроде китайских военных губернаторов – они следили за порядком на местах и в мирное, и в военное время, предоставляли правителю нужное количество воинов, организовывали сбор налогов и проведение общественных работ и т. д. Разумеется, ниру эчжэнями становились представители местной знати, но полномочиями их наделял Нурхаци, который в любой момент мог эти полномочия отобрать. Так сборище племен превратилось в регулярную армию, а заодно структурировалось маньчжурское общество. Нурхаци мог радоваться тому, что ему больше не придется зависеть от настроений племенных вождей, поскольку теперь они официально состояли у него на службе. С племенными вождями, к слову будь сказано, Нурхаци умел выстраивать отношения – щедро одаривал тех, кто вставал на его сторону, оказывал им уважение, заключал брачные союзы с особо нужными (жен у него было семнадцать, сыновей – шестнадцать, а дочерей – восемь).
Система постоянных ниру была введена в 1601 году, а шестью годами позже ниру были объединены в первые четыре полка, называвшихся «знаменами» (гуса). Если говорить точнее, то пять ниру объединялись в чжалань, а пять чжалань составляли знамя. Одно из «знамен», желтое, возглавил сам Нурхаци, а во главе других встали его ближайшие родственники, так Нурхаци сделал командование войском привилегией рода Айсингьоро. К 1615 году число знамен-гуса возросло до восьми, причем четыре первых, «истинных» «знамени», называемых по-маньчжурски «гулу гуса», а по-китайски – «чжэнци», стояли в иерархии выше других четырех, имевших на знамени кайму и называвшихся «кубухэ гуса» или «сянци». Разделение «знамен» по цветам было взято из традиционной системы, согласно которой ниру получали цветное знамя, соответствовавшее их месту в боевом порядке – заднее, центральное, подразделение имело желтое знамя, левое боковое – красное, правое боковое – белое, а оба передних боковых – синее. Каймы на знаменах потребовались для того, чтобы можно было ограничиться четырьмя цветами без ввода дополнительных, которые нарушили бы сложившуюся систему. Желтым знаменем с каймой тоже командовал Нурхаци.
Если ниру были кровнородственными объединениями, то чжалани и знамена-гуса не были связаны между собой родственными отношениями, что являлось дополнительной гарантией их лояльности.
Нурхаци придавал большое значение развитию национального самосознания. Мы – чжурчжэни! В 1599 году он приказал создать маньчжурскую письменность на основе монгольского вертикального письма. Прежде чжурчжэням приходилось писать на монгольском языке, который знали далеко не все, да и как-то несообразно пользоваться чужим языком для письма. Внедрение национальной письменности способствовало повышению уровня грамотности чжурчжэньского общества, правда, о том, чтобы каждый умел читать и писать, в те времена не могло быть и речи. Надо сказать, что в
