Колесница Джагарнаута - Михаил Иванович Шевердин
— Поедем к кяризу. Тут кругом степь ровная, ровнее чем ладонь. Спрятаться и мышь не сумеет. Значит, они, ваши красотки, забрались в кяриз и трясутся от страха в каком-либо колодце…
— Трясутся от страха некоторые, — зло сказал Аббас Кули, — не надо бояться, когда пошел охотиться на тигра.
Но арчин надменно пропустил реплику мимо ушей и, повернувшись к начальнику экспедиции, равнодушно заметил:
— Небо вывернулось наизнанку. Почему медлят зеленые фуражки? Еще вчера я послал в горы на границу человека.
Смысл слов толстоликого не сразу дошел до сознания. Лишь позже начальник понял, в чем дело.
Сейчас он заинтересовался местностью. Даже все ночные, несколько мелодраматические события не заставили его забыть о деле. Он все время привставал на стременах, разглядывая ровную, как гладильная доска, степь. Ее резко на юге ограничивала плоская возвышенность, переходившая скачком в скалистую стену главного хребта. Утро еще только занималось, и лессовая дымка еще не поднялась под лучами восходящего солнца. Поэтому каждый предмет, каждое живое существо отлично просматривались на многие версты во все стороны. Бросалась в глаза цепочка холмиков, тянувшаяся от садов и удивительно зеленых полей аула Мурче к возвышенности, прослеживавшаяся почти до гор. Начальник отлично представил себе устройство кяриза, его водовыводную галерею, колодцы, вырытые на правильном расстоянии друг от друга и служившие для выброски грунта во время постройки и последующих ремонтов. Такие кяризы представляют собой творение человеческого гения, нашедшего уже тысячи лет назад способ выводить воду из недр гор в безводные степи.
Начальник при виде приближавшегося гигантского сооружения обрадовался. Описание кяриза надо было все равно занести в экономическую карту района во всех подробностях. Кяриз давал, по местным понятиям, «большую воду» и позволял орошать довольно значительную площадь. «Значительная», конечно, понятие относительное. Но рядом имелись небольшие, даже крошечные кяризы и оазисы, вернее, оазиски, где «бир су» — «одна вода», то есть норма воды, например, составляла для одного дехканского хозяйства количество пропускаемой по арыку на поле воды, пока горит огонек фитиля длиной в локоть. Что можно полить за те пятнадцать-двадцать минут, пока теплится огонек? В других случаях роль счетчика выполняла сальная свечка. И горе тому, у кого огонек свечи задувал ветер. Арык-аксакал аула свирепо и непреклонно закрывал воду, и тогда жди следующего полива через восемь-десять дней. Что делалось с посевами! В печи солнца пустыни Каракум птицы превращаются в жаркое. Кяриз аула Мурче, прорытый много десятилетий назад, изливал на поверхность пустыни целую речку воды, и мурчинцы жили в подлинном земном рае. Рай этот и намеревался со всей тщательностью зарегистрировать начальник экспедиции. Не беда, что приходится заниматься такими делами во время романтической погони за беглянками-рабынями. Если начальник хотел быть правдивым перед самим собой, он отдавал бы себе отчет, что не кяриз, не расстояния в метрах меж колодцами, не количество гектаров и прочие статистические выкладки занимали его мысли. Почему-то нет-нет да вдруг вздрагивал он от странного стеснения в груди. И тогда откуда-то из кромешной тьмы вдруг его озарял яркий свет. А свет этот излучали глаза… девушки-рабыни.
«Ну-ну, — отгонял от себя видение начальник. — Еще чего не хватало!» Он пытался трезво разобраться в своих ощущениях, так как считал себя полностью застрахованным от всяких там эмоций. Но… те глаза, тот обжигающий взгляд… И опять вспомнились строки:
Но очей молчаливым пожаром
Ты недаром меня обдала.
Боевой красный комбриг, сухой ученый-экономист, начальник экспедиции, Великий анжинир не знал за собой склонности к поэзии. Читал стихи Блока давным-давно. И вдруг такие строки…
Он постарался отвлечься, припомнить слова толстоликого арчина. Что он тогда проворчал? Кажется, он сказал что-то про… Ах, да, он остроумно проехался насчет Аббаса Кули: «У некоторых от взгляда женщины желчный пузырь лопается». Грубо, но здорово. Неужели пылкий, бешеный Аббас Кули снесет спокойно такое оскорбление?
— Товарищ начальник! А, товарищ начальник! Посмотрите.
Голос толстоликого вывел начальника экспедиции из задумчивости.
Спешившись, толстоликий приглашал заглянуть в темный зев колодца, вырытого некогда мастерами-кяризчи. Оказывается, пока начальник предавался статистико-романтическим размышлениям, все поднялись по склону отвала выброшенной из галереи кяриза красной глины и теперь стояли у самого отверстия.
— Они тут! — сказал, пришлепнув от удовольствия губами, толстоликий. — Наверно, живые. Смотрят оттуда. Молчат. Боятся.
Он подержал за узду коня, пока начальник слезал на землю.
— Не знаю. Руки-ноги не поломали бы. Как слезли? Высоко. Локтей двадцать.
Только что начальник вспоминал глаза. Теперь снизу эти глаза глядели на него… глаза, от которых рвется… нет, какая чепуха… сжимается сердце.
— Скорее! Давайте арканы! — закричал он, полный жалости. — Несчастные, там внизу забились от страха в нору. Помогите мне.
— Но там могут быть калтаманы! — протянул толстоликий. — Девчонки разве могли сами спуститься. Тут и дарбоз — канатоходец сорвался бы! Я видел в цирке, в Ашхабаде. Но там ловкачи, а тут слабые, нежные… Их туда сбросили, опустили на веревках… Спрятали. Калтаманами здесь заправлял сам Сеид Оразгельды, страшный Ораз. Он не захотел расстаться с добычей, спрятал в колодце. Они не сами сломали стенку в кладовке. Страшный Ораз сломал. Не иначе. Осторожней будьте.
И пока доставали аркан, обвязывали под мышками Аббаса Кули, неистово рвавшегося в колодец и упрямо повторявшего: «Спасти! Спасти!» толстоликий с явным недоверием и подозрительностью то засовывал голову в колодец, то вскакивал и озирался, стараясь разглядеть что-то в степи, все более заволакивавшейся плотной желтой мглой. Особенно привлекали внимание арчина точки, двигавшиеся у самого подножия хребта, едва различимого в поднявшихся горячих испарениях.
Все торопились. Лихорадочно связывали концы аркана. Узлы проверял сам начальник. Он решил спуститься в колодец сам, — в словах арчина о калтаманах было зерно истины, но Аббас Кули чуть ли не со слезами на глазах молил:
— Мой отец кяризчи, я сам копал кяризы. Я знаю, я знаю… Я сам полезу. Аркан не нужен… То есть нужен, чтобы их вытащить… Нет-нет! Чего бояться. Калтаманов там нет… На калтаманов у меня револьвер, у меня нож…
Так и нырнула в зев колодца горячая голова с растрепанными космами волос, с топорщащимися смоляными усами, с выпученными глазами и разинутым ртом, изрыгавшим дикие вопли:
— Не бойтесь! Вытащу их.
И он в самом деле их вытащил.
Пока он спускался под землю, начальник экспедиции не переставал удивляться. Глубина кяризного колодца превысила все предположения, а возня с подъемом на поверхность несчастных невольниц потребовала очень много времени. Правда, они заупрямились вначале и
