Мальтийский крест - Вячеслав Леонидович Крашенинников
Народ падал ниц.
На окраинах Стамбула жили арабы, грузины, иранцы, египтяне и курды. Из поколения в поколение кормились дедовскими ремеслами. Смешавшись с толпой, Андрей не без интереса глядел на то, как веселят народ акробаты и канатоходцы, цыгане с учеными медведями, как борются пахлаваны. Любители стравливали на спор мелкую боевую птицу, петухов, баранов и верблюдов.
Любимым развлечением янычар была стрельба в цель из мушкетов и луков. Стрельбища проходили на Ок Майдане — обширном поле среди зеленых холмов за Арсеналом. Мехмет и его люди готовились к ним загодя. Как-то, проверяя лук и стрелы, Масуд сказал Андрею:
— Оттоманский лук бьет не хуже мушкета. Ловкий стрелок за одну минуту выпустит двенадцать стрел, сразит двенадцать врагов на расстоянии шестидесяти шагов.
Сам Масуд был стрелок хоть куда.
На Ок Майдане Андрей видел однажды великого вазира. Тот прибыл с батальоном аджеми-огланов, кандидатов в янычары. На красивых отроках — обшитые черными галунами голубые куртки, сужающиеся к голеням красные штаны, туфли без каблуков и задников. У них свои трубачи и барабанщики, свое знамя.
При каждом удачном выстреле раздавались ликующие возгласы. Отличился Масуд. Вазир вручил ему награду — лук из тиса.
Не хуже стреляли янычары и из мушкетов. Сколько русских солдат погибло под Азовом от их метких пуль!
Однажды ноги сами занесли Андрея на Есир пасари — невольничий рынок, что близ Скотного двора. Пыльная площадь Есир пасари была забита народом. Андрей прошелся по рядам выставленных на продажу невольников. Те сидели на скамьях, повеся головы. Их разглядывали со всех сторон, ощупывали. Состоятельные хозяева из Анатолии командовали:
— А ну-ка встань, гяур! Повернись. Руки покажь.
— Что делать умеешь?
Жались друг к другу укутанные в паранджи русские девушки и юные черкешенки. Тут было особенно много покупателей. Седоусый турок в красной феске, облюбовав товар, спрашивал продавца:
— Красива она?
— Красавица. Доволен будешь.
— Поглядеть надо. Деньги-то ведь свои.
Турок повел рабыню к приземистой арчатой постройке с краю базара. Вернулся оттуда красный от негодования.
— Какая там красавица? И зачем подкрасил ее да подрумянил? Вот пожалуюсь мухтесипу.
Хозяин товара юлил, просил извинить. Связываться с мухтесипом, главой местной власти, кому охота. Такой штраф накинет.
До слуха Андрея донеслась негромкая мольба.
— Вижу, ты русский. Выкупи меня. Век тебе буду благодарна. — Сквозь сетку паранджи из черных конских волос на Андрея глядели огромные глаза на почти детском лице. — Выкупи, молодец! Татары меня украли.
— Не могу, девушка. Я такой же раб.
— Ой, мама-маменька! Зачем на свет родила. Руки на себя наложу…
Русские люди встречались в Стамбуле на каждом шагу. Однажды вечером шел Андрей по пустынной улочке следом за согнутой годами женщиной с кувшином в руке. И вдруг вздох, жалоба:
— О, господи! Когда избавишь от этих мук…
— Откуда ты, мать? — догнав ее, спросил Андрей.
Старуха чуть не выронила кувшин.
— Ай, батюшки! Кто такой?
— Из России я. В аркан татарский угодил.
— Из России…
Поминутно оглядываясь, старуха поведала скорбную историю своей жизни. Во младости украли ее татары. Попала в Стамбул. Учили рукоделию, танцевать, чтоб продать подороже. Выдали замуж. А муж вскоре умер.
— Так и мыкаюсь в неволе. Теперь вот служанка в богатом доме. Ах, будь они прокляты, земля турецкая, вера бусурманская, разлука христианская!
Рассказывала старая взахлеб. Изливала душу.
— Как звать-то тебя, голубок?
— Андреем.
— Молиться буду, Андрюшенька, чтоб вернулся ты на милу родину, в мир крещеный, на ясны зори, на тихи воды. Ступай с богом!
В казарму Андрей возвращался задумчивый, печальный. Андрюшенька — так звала его мать. В казарме его ждала недобрая весть.
— На галерах падишаха не хватает гребцов, — сказал Масуд. — Как бы не пришлось тебе вернуться в галерную тюрьму.
У Андрея захолонуло на сердце. Опять цепи, бичи! Увидав, как он переменился в лице, Масуд добавил:
— Не сейчас. Нам велено грузиться на корабль. Поедешь с нами. Лекарем.
Глава,
В КОТОРОЙ КОЛЕСО СУДЬБЫ СОВЕРШАЕТ ПОЛНЫЙ ОБОРОТ
«Ятаган» стоял под погрузкой. Готовился в дальнее плавание. Перекликаясь, бегали вверх-вниз по сходням грузчики в выцветших тюрбанах и рваных рубахах. Тащили на спинах мешки с зерном и овощами, картусы пороха, пушечные ядра, бочонки и бурдюки с питьевой водой. Тянули упирающихся овец и коз.
Поднялись на борт янычары во главе с Мехметом.
Сейчас бы радоваться прохладному северному ветерку. Глядеть на то, как по Золотому Рогу снуют парусные шаланды, каики с грузом и пассажирами. Удивляться бы красоте турецкой столицы. А в голове у Андрея гвоздем сидела мысль: опять на галеру!
Подошел Масуд. Сказал:
— Ждем Нур-эд-Дина, шурина великого вазира. Он повезет паше Александрии письма и подарки. По пути заглянем на Кипр.
— Далеко это? — вяло поинтересовался Андрей.
— Недели полторы плаванья. Вон и сам Нур-эд-Дин.
Арабаджи — возчик подогнал к трапу воловью повозку с сундуками и узлами. На борт «Ятагана» поднялся важный турок в огромном тюрбане и бархатной куртке. За ним телохранители — десятка полтора скуластых воинов-татар. На глаза надвинуты меховые шапки. Рубахи из плотной ткани заправлены в кожаные штаны. Большие сапоги. Сабли на перевязи. Ярко-красные пики в руках.
Последним ступил на палубу «Ятагана» чернобородый толстяк. Андрей удивился — Азиз Ага! Это ради него, наверное, зайдет корабль на Кипр.
«Ятаган» покинул Стамбул чуть свет. Без прощального пушечного салюта, чтоб — упаси Аллах! — не нарушить сон султана Мустафы Второго и его жен.
Прошли Мраморное море, вступили в Эгейское. Жизнь на «Ятагане» шла своим чередом. Трижды на день турки и татары, расстелив молитвенные коврики, отбивали поклоны в сторону Мекки.
Андрей целыми днями слонялся по палубе. Глядел, как работают матросы. Слушал, как плещутся волны за бортом, как скрипят снасти и хлопают паруса, как кричат чайки.
Знатные пассажиры, сидя на коврах, кушали виноград, пили шербет. Их занимал беседой рэйс — капитан, бывалый моряк с седыми бровями на смуглом лице:
— Немилостив Аллах к нам, морякам! Недавно шел я на «Ятагане» у побережья Леванта. Так оно сплошь усеяно обломками кораблей. Морские птицы вьют в них гнезда. Из песка торчат мачты, словно похоронные кресты неверных. Когда там штормит, якоря ползут по песчаному дну, и корабли выбрасывает на берег…
Греческие острова были пустынны.
