Поль Феваль - Королевский фаворит
Справедливо говорят, что нет ничего легче, как заставить всякое общественное собрание перейти от ярости к веселью и наоборот.
— Подойти сюда и говори, — сказал президент.
В ту же минуту в толпе началось сильное движение, и к столу президента подошел гигант, тесня все на своем пути.
— Вот, — сказал он, становясь на эстраду, — вот вам и Балтазар!
— Браво, Балтазар! — раздалось со всех сторон.
— Что же касается того, что я имею вам сказать, — продолжал великан, — то это не длинно и не хитро. Сейчас говорили о Конти, о сыне мясника, как его называли. Это правда, потому что я сам мясник и служил у его отца, который умер от горя, видя что сыновья не хотят заниматься его ремеслом… Славным ремеслом, дети мои!
— К делу, — сказал президент.
— Хорошо. Дело идет о том, чтобы убить кого-то, не так ли? И я нахожу, что это отлично придумано; Конти негодяй, но король — сумасшедший. После Конти будет другой фаворит.
— Он прав! — раздалось несколько голосов.
— Мы убьем и этого другого, — продолжал Балтазар, — но после него будет третий, и так без конца. Самое простое, было бы убить короля.
В зале вдруг водворилось гробовое молчание.
— Негодяй! — вскричал Симон, соскочив со своего места, — как ты смеешь говорить об убийстве короля!
— Почему же нет? — спокойно спросил Балтазар.
— Клянусь именем Суза! Это слово будет твоим последним словом! — с негодованием вскричал молодой человек.
И он бросился на гиганта, потрясая шпагой.
— Измена! Измена! — закричали со всех сторон. — Это придворный шпион! Смерть ему, смерть!
Симон в одно мгновение был окружен и обезоружен.
— Он клялся именем Суза, — говорили самые возбужденные, — это вероятно, лакей графа Кастальмелора, приехавшего вчера днем в Лиссабон, этого красавца, первый визит которого был к Конти.
— Это ложь, — попытался возразить Симон, — граф Кастальмелор благородный португалец, который ненавидит и презирает Конти так же, как и вы…
Но на собрании было много поставщиков Конти, так как иной купец очень спокойно может утром давать примеривать сапоги тому, чьей головы он будет требовать вечером, и некоторые из этих людей видели Луи Васконселлос-Суза, графа Кастельмелора утром у фаворита, о чем они не преминули засвидетельствовать. Это обстоятельство еще более увеличило опасность, угрожавшую Симону; его смерть была, казалось, предрешена.
— Дело мастера боится, — сказал один подмастерье, — поэтому роль исполнителя приговора по праву принадлежит Балтазару.
Старшины потеряли всякую власть над раздраженными людьми. Да и, кроме того, весьма сомнительно, чтобы они очень сильно желали спасти человека, который на другой день мог предать их головы во власть палача, поэтому они оставались пассивными зрителями этой сцены. А большинство с восторгом приняли предложение подмастерья.
Балтазар был героем дня и, сам того не добиваясь, приобрел еще большую популярность. Симона притащили к мяснику, и подмастерье, подав ему шпагу несчастного молодого человека, сделал призывный жест.
Мясник понял жест и вторично произнес свое равнодушное: почему же нет?! Затем, схватив шпагу, осмотрел лезвие, кивнул в знак того, что инструмент кажется ему пригодным, и встал в удобную для своего дела позу. Державшие Симона отступили немного назад, мясник поднял шпагу.
В эту минуту Симон гордо выпрямился и взглянул прямо в лицо своему палачу.
Балтазар выпустил оружие и начал протирать глаза.
— Это другое дело, — пробормотал он, — совсем другое дело.
— Что с ним такое? — раздались голоса в толпе, рассчитывавшей на казнь и не думавшей отказаться от нее.
— А вот такое, — отвечал Балтазар, — это совсем другое дело.
— Подними шпагу, Диего, — сказал чей-то голос, — и сделай свое дело.
— Этот человек умеет резать только баранов: он боится!
Двое или трое человек подошли, чтобы взять у него оружие, но Балтазар опередил их: став между ними и Симоном, он начал размахивать шпагой так, что перед ним скоро образовался пустой круг.
— Ведь я же вам говорю, что это совсем другое дело, — повторил он с невозмутимым спокойствием… — Слушайте: если вы хотите, чтобы я непременно отрубил кому-то голову, то найдите кого-нибудь другого. Эта же — голова храбреца: никто не тронет на ней ни одного волоска: ни я, ни вы!
— Ты, значит, его знаешь? — спросил один из собравшихся.
— Знаю ли я его? Да и нет… Но ведь вы сами сейчас восхищались мною, не зная меня.
— Ты за него отвечаешь?
— О, что касается до этого, то отвечаю головой!
— Как его зовут?
— Не знаю.
— Этот человек смеется над нами, — заговорили старшины, которые с ужасом подумали о завтрашнем дне. — Он сговорился с этим незнакомцем, и оба они агенты Конти.
— Это совершенная истина! — прошептал Гаспар Орта-Ваз. — Сегодня утром я встретил этого молодца на площади в обществе одного королевского «хвастуна».
— Нет более сомнения! Надо во чтобы то ни стало овладеть 1 обоими.
Услышав это, Балтазар принял угрожающую позу.
— Возьми свою шпагу, юноша, — сказал он Симону, — потому что я знаю, ты умеешь владеть ею. У меня есть мой нож… Двое против тысячи — это не много, но это бывает. Берегись!
Горожане ободряли друг друга напасть на этих двоих людей, но никто не хотел подать тому пример. Решительное выражение лица Симона еще более увеличивало робость собрания.
— Ну, господа, — сказал Балтазар по прошествии нескольких минут, — я вижу, что вам так же мало хочется начинать, как и нам. Постараемся понять друг друга. Хотите, я вам расскажу одну историю? Это поможет вам убить время, и ваши жены будут думать, что вы сегодня ночью сделали хоть что-нибудь. Моя история совсем новая, она случилась только сегодня утром. Вы и я, мы играли в ней роли; я — роль жертвы, вы — роль трусливых и безобидных зрителей, то есть вашу обычную роль. Что же касается роли героя, то я сейчас скажу вам, кто взял ее на себя.
Вы знаете, что сегодня утром Конти приказал трубить всем трубам королевского патруля, чтобы вызвать вас на площадь и среди белого дня насмеяться над вами. Те из вас, у кого страх не отнял зрение, могли видеть, как фаворит ударил эфесом своей шпаги несчастного, который не мог отомстить за себя… Видели ли вы это?
— Да.
— Этот несчастный страдал. Тогда, на глазах Конти, к нему подошел человек и подал ему платок, чтобы он мог вытереть кровь и перевязать рану.
— Этот человек храбрец, — сказал один из старшин, — потому что он пренебрег гневом фаворита, а гнев фаворита — это смерть. Кто этот человек?
