Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа

Марта сидела бледная, дрожа всем телом и опустив глаза в землю.

– Послушай, моя возлюбленная, – продолжал Арман грустным и ласковым голосом, – разве ты думаешь, что, каково бы ни было это терзающее тебя прошлое, оно может уменьшить мою любовь?

Марта гордо подняла голову.

– О! – сказала она. – Если только любовь не преступление, то мне нечего краснеть за свое прошлое. Я полюбила горячо, свято, с доверием восемнадцатилетней девушки, полюбила человека с подлым сердцем, грязной и низкой душой, но которого я считала добрым и честным. Этот человек соблазнил меня, вырвал из родительского дома: этот человек был моим палачом, но Бог свидетель, что я бежала от него, как только узнала его.

– Расскажи же мне, – прошептал он, – расскажи мне все, и я сумею защитить тебя, я убью этого негодяя!

– Ну хорошо, – отвечала она, – так слушайте же.

И, вполне доверяя этому сиявшему любовью взгляду, которым французский художник смотрел на нее, она начала.

– Я родилась в Блоа. Отец мой был честный негоциант, а мать принадлежала к мелкому дворянству нашей провинции. Матери я лишилась десяти лет и до семнадцати прожила в стенах монастыря, в Туре. Вскоре, не выходя оттуда, я познакомилась с моим обольстителем. Отец мой оставил торговые дела, составив себе небольшое, но честно нажитое состояние, и купил в шести лье от Блоа маленькое поместье, куда и привез меня из Тура.

На расстоянии часовой езды от Марньера, так называлось наше поместье, находилось большое имение Го-Куан, принадлежавшее дивизионному генералу графу Фелипоне.

Граф обыкновенно проводил лето вместе с женою и сыном, виконтом Андреа, в своем замке.

Генерал Фелипоне был отвратительный человек; он мучил свою жену и довел несчастную женщину до того, что она состарилась преждевременно и была постоянно больна.

Когда я приехала в Марньер, у моего отца возникли с Фелипоне какие-то недоразумения относительно леса, что и заставило его познакомиться с графом. Меня тоже представили ему.

Виконта Андреа тогда не было, и его ожидали только в конце месяца.

Графиня от души полюбила меня, и мы скоро сошлись с ней душа в душу.

Вскоре приехал и виконт – красивый и надменный молодой человек, и с приездом его здоровье графини, как мне казалось, заметно ухудшилось, и она не раз говорила мне:

– Я чувствую, что скоро умру…

И действительно, через несколько времени после этого, как-то ночью, меня разбудили: из Го-Куана был прислан человек с просьбой, чтобы я приехала к графине, которая умирает и желала бы перед своей смертью повидаться со мной.

Мы застали ее в постели и при последних минутах – священник читал уже отходную; вокруг нее стояла на коленях ее прислуга и горько плакала. Но ни графа, ни виконта не было дома. Мы напрасно искали их.

– Они на охоте, – прошептала больная… – Я их не увижу уж более…

И действительно, они были где-то в лесу, так что чужая рука закрыла ей глаза.

Она умерла ровно в десять часов утра, и последними ее словами было: «Андреа… неблагодарный сын!..»

И я слышала, как старый лакей, стоявший в углу, добавил при этом:

– Это виконт убил свою мать!

Но, представьте себе, мой милый друг, я уже находилась под влиянием этого человека и даже любила его, и он также признался мне в своей страсти ко мне. Не знаю, как это произошло… но не больше как через три месяца после смерти его матери наступила такая минута, когда я верила ему, как богу… когда он произвел на меня какое-то особое, потрясающее действие и приковал к себе.

Тогда-то однажды он сказал мне:

– Марта, клянусь тебе, что ты будешь моей женой, но так как мой отец никогда не согласится на этот брак, то уедем отсюда в Италию, там мы обвенчаемся, а со временем будем надеяться, что отец примирится с нами.

– Ну, а мой? – спросила я в испуге.

– Твой приедет к нам!..

– Но зачем же нам теперь скрываться от него?

– Твой отец замечательно честен, так что ежели мы откроемся ему теперь, то он немедленно отправится к моему отцу и сообщит ему все, и тогда мы должны будем расстаться.

Я верила этому человеку – уступила и последовала за ним.

Темною ночью, на почтовых лошадях, мы уехали с Андреа в Италию в окрестности Милана. Перед отъездом я написала своему отцу письмо, которое и оставила на столе в своей комнате.

В Милане Андреа нанял большой дом, познакомил меня, под видом своей жены, со всей знатью и начал вести веселую жизнь.

Несколько раз я просила его написать моему отцу, чтобы тот приехал к нам, но он всякий раз говорил мне, что имеет известие о том, что мой и его отцы так сердиты, что не захотят видеть нас, и при этом всегда добавлял:

– Погоди!.. Время все изменит!

Я писала сама несколько раз, но все письма мои оставались всегда без ответа; впоследствии я узнала, что людям было строго приказано не относить их на почту, а доставлять их Андреа. Так продолжалось несколько месяцев. У Андреа были лошади и множество знакомых; он веселился, и, пожалуй, можно было бы даже подумать, что я одна из самых счастливых женщин… так, по крайней мере, могло казаться по виду.

На все мои вопросы и напоминания о женитьбе он обыкновенно сердился и нетерпеливо отделывался от меня какими-нибудь пустыми отговорками. Однажды на мое новое напоминание о данном им слове он резко заметил:

– Погоди… когда отец умрет, тогда я женюсь на тебе.

И при виде моего удивления он вынул из кармана листок почтовой бумаги и предложил мне прочесть написанное на нем.

Это было письмо от его отца, я читала его и чувствовала, как я бледнею. В нем было сказано:

«Мой милый сын! Я не вижу ничего дурного в том, что вы обольщаете девушек из наших окрестностей, но я вполне уверен, что вы не сделаете глупости и не женитесь ни на одной из них, так как у меня уже есть для вас подходящая богатая невеста…»

Это письмо выпало у меня из рук, и я с испугом посмотрела на Андреа.

– Что же вы намерены делать? – прошептала я.

– Ждать, – ответил холодно он, – я знаю своего отца… Он способен лишить меня наследства, если я не исполню его желания.

– Но чего же ждать?

– Его смерти, – ответил он, напевая какую-то арию.

С этой минуты я начала его понимать… Он хотел сделать из меня содержанку… я заболела: со мной сделалось что-то вроде горячки. Я молилась, призывала Бога, просила прощения у своего отца. Я валялась в ногах у Андреа, умоляя его возвратить мне мое счастье. Андреа фразировал и насмехался надо мной.

Когда я совершенно поправилась, то обратилась к одному старому священнику и спросила его совета, что мне делать.

– Поезжай, мое дитя, к своему отцу, – сказал он, – Бог милосерден и простит тебя и заставит этого человека исправить свою ошибку перед тобой…