Кирилл Кириллов - Земля ягуара
— Так, может, мне дружину вовсе распустить, если твои орлы со всеми напастями справятся? — усмехнулся Василий.
— Ежели ты серьезно мое мнение знать желаешь…
— Вижу, князь, ты что-то серьезное сказать хочешь. Говори, — разрешил государь.
— Не дружина тебе нужна и не ополчение, а настоящее войско. С общим призывом.
— Это как?
— Всех юношей, достигших восемнадцати годов, надо на год или на два забирать из домов и учить ратному делу. Поголовно. И саблей чтоб, и копьем, и палить научить без промаха.
— Ты чего несешь? Ополоумел, князь? Куда сгонять? Зачем? Пахать кто будет?
— Государь, мысль новая, но ты сам подумай! — поднял руки князь Андрей. — Русского человека всяк обидеть норовит. Татары, тевтоны, норманны… Придут в деревню, мужиков порежут, девок да детишек уведут. Наши лапотники годны только косами да граблями махать, а против воина обученного они ни в жисть не выстоят. Сноровки нет. А ежели им ту сноровку привить, так постоят за дом и отечество.
— Не знаю, — почесал в бороде Василий.
— А на покос да на сеянье можно и до дому пускать, отцам подмогнуть.
— Ладно, подумаю. Кстати, ты ведь, князь, меня не затем позвал? — хитро прищурил один глаз государь всея Руси.
— Не затем, царь-батюшка. Хотя, конечно, хотелось, чтоб ты посмотрел, что не зря мы деньги казенные проедаем. Но вообще я поговорить хочу.
— Так чего сам в кремль не приехал? В палаты? Посидели бы рядком, поговорили ладком. Медов хмельных испили бы.
— Да больно много чужих ушей у тебя, — ответил князь, опустив взгляд. — Из стен растут!
Лицо царя вспыхнуло, он поднял посох и хотел ударить им в землю, но сдержался.
— И то верно, развелось болтунов. Что ни скажи, через час во всех подклетях обсуждение.
— В общем, дело такое… Даже не знаю, как начать-то, — помялся князь. — Помнишь, государь, человека нашего в Гишпании, дона де Вилья?
— Как же, помню. Хоть и нерусь, а много хорошего для нас сделал.
— Лет пять назад наговорил он там много чего, а инквизиция не дремала. Убоявшись возможных последствий, этот дон отправил свою семью в такое место, куда их католические лапы ни за что не дотянутся.
— Неужто в Московию? — притворно удивился царь, хотя прекрасно знал ответ.
— Да, в Московию, — сам того не замечая, польстил царю князь. — Да только грех случился. Напали на карету неподалеку от города. Охрану убили, жену Марию то ли пленили, то ли сбежала она. Сие мне не ведомо. А мальчонку, сына его, я позже подобрал, у меня на подворье растет.
— Это ты с ним тогда на Масленицу приходил? Он племяннику моему, сыну брата Юрия, в кулачном бою один зуб выбил да два сломал.
— Прости его, царь-батюшка, не со зла он. По незнанию.
— Да я не сержусь. Кулачный бой на Масленицу — дело святое. Я б тому отроку сам добавил бы, чтоб Рюриковичей не позорил. Так что там дальше-то?
— С доном тем после потери семьи плохо стало. Сначала жар его обуял, неделю пластом лежал, вином отпивался. Потом схватил шпажку — это саблюка ихняя прямая, чуть полегче меча будет, — выскочил на улицу и давай народ направо и налево тыкать. Как курей вертелом. Восьмерых успел на тот свет отправить, прежде чем скрутили его. Так он вырвался, стал убегать и упал в канал. Их там много нарыто. Чуть не утоп, но вылез где-то далеко за городом. Говорят, всю ночь в поле сидел и волком выл на луну. Местные за оборотня его приняли, хотели дубьем забить до смерти, да он на кулачках многих перекалечил и в лес подался. Что делал, как жил, никто не знает. Но вернулся только через неделю. Обросший, ободранный… А как по семье-то убивался!
— Ох и хитер ты, княже. И безжалостен, змей, — погрозил царь пальцем. — Нет чтоб родителю весточку отписать, что, мол, сынок-то цел.
— Да я ж не для себя, я о пользе государству пекусь. Ежели что не так пойдет, заартачится сиятельный дон, то мы ему отрока и предъявим с пикой у горла. Мол, хочешь целым получить, так делай то, что тебе велено.
— Ох, чую, князь, что-то большое ты задумал. И игра эта на родительских чувствах неспроста.
— Неспроста, но я по порядку. Когда дон возвернулся, его почитай сразу и скрутили. Правда, он уже и не сопротивлялся совсем. Год продержали его в холодной, а потом выпустили, но с условием, что он отправится в Новый Свет и будет там отстаивать честь испанской короны.
— Знаем мы ту честь, — буркнул царь.
— Он, не долго думая, собрался и отбыл за море, — продолжил князь. — Долго не было о нем ни слуху ни духу. А недавно совсем птичка весточку на хвосте принесла, мол, в большую силу взошел наш дон, сидит помощником губернатора на Кубе. Чуть сам губернатором не стал, но интриги там ого-го, не чета мадридским. Ну да авось он скоро нынешнего-то задвинет.
— Задвинет?
— Ей-богу, задвинет. Веласкес-то жаден да глуп. Всех достоинств, что роду знатного и зверства отменного.
Царь понимающе покачал головой, вспоминая боярскую думу. Знакомо, знакомо.
— И ты хочешь, чтоб он землями этими правил нам во благо?
Князь не ответил, только улыбнулся уголком губ, отчего лицо его стало напоминать маску бога викингов Локи — покровителя коварства и злой шутки.
— А зачем нам оно? — спросил Василий. — Мы-то тут, а Новый Свет где? За окияном! От всего того, что там деется, нам ни тепло ни холодно.
— Э нет, царь-батюшка, не так уж он далек, если вдуматься. Месяц пути всего. Нынче рано, конечно, загадывать, но вот как попадут все русские земли под твою руку, начнется тогда совсем другой свистопляс. Швед на севере, ливонец и литовец с поляком на западе. А за ними германцы, франки. С юга крымский хан грозит, с востока — Казань. Даже если они всем скопом навалятся, устоит Русь. А вот если тихой сапой отрежут нас от выходов к морю и торговли с другими странами, то держава может и захиреть. Не к китайцам же нам пеньку и соболей возить?
— И что ты предлагаешь? Утвердиться там силой, чтоб потом, если что, брать Европу в клещи?
— Было бы здорово, но это слишком хорошо, чтоб стать правдой, батюшка.
— И хватит меня батюшкой звать, зови государем, как всем велено.
Бомбардиры снова выкатили пушки на позицию и зарядили их ядрами, скрепленными цепью. Один приблизился к орудиям с наскоро сколоченной деревянной рамой, на концах которой тлели два фитилька, и поднес их к запалам. На этот раз занялись оба. Бросив рамку, он отскочил и присел за небольшим холмиком. Через секунду оба орудия одновременно выплюнули снопы пламени и сизого дыма. С надрывным свистом сцепленные ядра, рисуя в воздухе темное колесо, врезались в ряд чучел, укрепленных на длинных колах. В небо взвились тлеющие обрывки старых кафтанов и космы горящей соломы. В рядах мнимого противника образовался проход шириной локтей в двадцать.
