Адольф Мютцельбург - Невеста с миллионами
Осажденные договорились, что первый, кто заметит что-либо подозрительное, подаст сигнал выстрелом из револьвера. И вот такой выстрел прозвучал. Эдмон оставил Инес и поспешил на свой пост. Ему была поручена оборона первой хижины; на крыше второй, в которой находилась Инес, командовал Альфонсо, на крыше третьей — мистер Коннингэм. Дон Лотарио с дочерью оставались в средней хижине.
Заняв свой пост, Эдмон тотчас понял, в чем дело. Индейцы готовились повторить нападение, причем, прекрасно сознавая силу сопротивления бледнолицых, принимали меры предосторожности, что уже само по себе разительно отличалось от их обычной манеры бросаться в атаку очертя голову. Переплетая хворостом прутья решетки из тонких древесных стволов, они изготавливали нечто вроде прямоугольных щитов, достаточно больших, чтобы за ними могли укрыться примерно десять воинов. Таких конструкций Эдмон насчитал семь. Следовательно, около семи десятков индейцев могли приблизиться к бастиону белых без особых потерь. В результате превосходство осажденных в огнестрельном оружии сводилось почти к нулю. Эдмон, Альфонсо и мистер Коннингэм стали совещаться, не лучше ли прямо сейчас опередить краснокожих, открыв огонь. Однако это вынудило бы индейцев заканчивать свои приготовления где-нибудь в другом месте и только ожесточило бы их. Поэтому было выдвинуто другое предложение, с которым все согласились. Каждый белый пожертвовал часть своих запасов пороха. Весь собранный порох был плотно утрамбован в бочонке, отыскавшемся в хижине. Изготовленную мину заложили в основание бастиона перед хижинами, подведя к одной из них пороховую дорожку. Когда нападавшие будут преодолевать бастион, обороняющиеся взорвут мину.
Вскоре индейцы завершили свои приготовления. Крыши хижин заполонили женщины, поднявшие громкий крик, а центр деревни уже кишел краснокожими. Довольно быстро выяснилось, что только около половины индейцев вооружены одноствольными ружьями устаревшего образца. Те из апачей, кому предстояло первыми идти в наступление, выстроились за щитами, подняли их и медленно стали приближаться, неся перед собой громоздкие конструкции.
Ни с той, ни с другой стороны не прозвучало еще ни одного выстрела. Однако необходимо было принимать серьезные меры против грозящей опасности. Стрелять в индейцев, двигавшихся под прикрытием щитов, не имело особого смысла, поэтому белые направили свои дальнобойные ружья на краснокожих, которые держались пока возле хижин, расположенных у центра деревни, и одновременно спустили курки. Крики боли и вопли ярости стали неопровержимым свидетельством ужасных последствий этого залпа. Индейцев как ветром сдуло, за исключением двух десятков, что остались лежать убитыми или ранеными. Даже наступавшие оторопели, увидев, что внезапно остались одни. Впрочем, они тут же снова двинулись вперед. Осажденные получили приказ: подпустить атакующих к бастиону, а затем взорвать мину и перестрелять оставшихся в живых. До повторения атаки им хватило бы времени, чтобы соорудить новый оборонительный вал.
Белые пребывали в мучительном напряжении. Они замерли, сжимая в руках оружие. В приближении семи огромных щитов было что-то зловещее. Казалось, это настроение передалось и наступавшим индейцам, и те попытались быстрее разрядить гнетущую атмосферу. Они прибавили шаг. Неожиданно два щита опрокинулись, и те, кто их нес, попадали друг на друга. Такая возможность тоже была предусмотрена осажденными, и лишь немногие из упавших успели подняться на ноги и спастись бегством, потому что двадцать направленных на них ружей тут же изрыгнули смертоносный град. Остальные щиты упрямо продолжали приближаться к рубежу обороны. Наконец они достигли бастиона, а у хижин вновь появились уцелевшие после опустошительного залпа индейцы. Их насчитывалось все еще около сотни человек, готовых последовать за нападавшими, как только те преодолеют бастион. Атакующие уже побросали щиты, собираясь перебраться через оборонительное сооружение белых… В этот миг с грохотом взорвалась предусмотрительно заложенная мина. Над головами обороняющихся просвистели обломки, бастион скрылся в густом черном дыму, откуда доносились ужасные вопли нападавших. Непроницаемая пелена дыма закрыла от глаз осажденных и деревню апачей, и находившиеся там главные силы краснокожих. Обороняющиеся побледнели. Затаив дыхание, они как завороженные не могли оторвать глаз от медленно стлавшихся по земле и постепенно растворявшихся в небе клубов дыма. Если бы индейцы не оцепенели от страха и продолжали наступать, белые были бы обречены.
Внезапно прогремевшие выстрелы были встречены сражающимися едва ли не с облегчением. Белые стреляли в индейцев у бастиона, чьи силуэты проступили теперь из дымной пелены. Мгновение спустя налетел порыв свежего ветра — предвестника наступающего вечера. Томимые ожиданием смерти, белые напряженно впились глазами в таявшую от ветра завесу порохового дыма. Они насчитали тридцать-сорок краснокожих, пострадавших от взрыва, — раненых, обгоревших или разорванных пополам. Остальные или спаслись бегством, или погибли от выстрелов обороняющихся. Среди этого кошмара и опустошения высилась фигура всего одного индейца, чудом избежавшего смерти. Он стоял, выпрямившись во весь рост, словно в оцепенении. Казалось, он потерял рассудок. Никто из белых не поднял на него ружья. Не сговариваясь, все как один решили оставить жизнь этому человеку, которого пощадило само Провидение. Неожиданно индеец закричал так пронзительно, что у всех по спине побежали мурашки, и сломя голову бросился прочь.
— Что это? — спросил наконец Эдмон, тяжело вздохнув. — Вам не показалось, будто среди апачей находится какой-то белый?
— Верно! Похоже, так и есть… да, так и есть! — закричали со всех сторон.
Ничего определенного сказать пока было нельзя. Индейцы, молча сбившись в кучу, плотной стеной обступили какого-то человека, но кого именно, разглядеть не удавалось. Альфонсо перебрался со своей крыши к Эдмону, и оба принялись следить за толпой краснокожих.
— Что там такое? Что вы увидели? — воскликнул дон Лотарио, который тоже заинтересовался происходящим.
— Поднимайся к нам, отец! — позвал Альфонсо. — Должно быть, там происходит что-то необычное.
Отец последовал совету сына.
— Дай мне свою подзорную трубу, — взволнованно попросил он Альфонсо. — Я должен разобраться!
Он поспешно взял протянутый ему прибор и приставил к глазу. Толпа индейцев между тем несколько рассеялась, и даже невооруженным глазом можно было теперь рассмотреть седовласого человека с бородой.
