Джон Стэк - Корабль Рима
— Чей приказ?
— Тудитана, — ответил Аттик.
Человек Сципиона, подумал Дуилий.
— А капитаны других галер придерживаются того же мнения? — спросил консул.
— Капитаны флота в Остии — римляне. Они исполняют приказ, не задавая вопросов, — с оттенком презрения сказал Аттик. — Только чужак способен заметить то, чего не видят они.
Дуилий кивнул. Консул имел возможность убедиться в этом на собственном опыте — с самого первого дня, когда переступил порог сената в качестве новус хомо, или новичка. Сенаторы, принадлежавшие к знатным фамилиям, были ослеплены традициями и многолетней стабильностью — их с юности воспитывали для того, чтобы занять места отцов в курии. Будучи чужаком, Дуилий мог видеть то, чего не видели они, и использовать систему так, как им и в голову не приходило, и именно поэтому его взлет к вершинам власти оказался таким стремительным.
Дуилий пристально смотрел на Аттика, размышляя о стоящей перед ним задаче. Консул не имел никакого отношения к армии и два дня назад впервые поднялся на борт галеры. Теперь он стал единоличным командующим Классис Романус, и для успеха ему понадобятся знающие люди вроде этого капитана — люди, в чем-то похожие на него.
— Капитан Переннис, — неожиданно нарушил молчание Дуилий, — я хочу, чтобы по возвращении в Фьюмичино ты представил план полной подготовки экипажей, включая абордаж и таран.
— Слушаюсь, консул, — ответил Аттик, непроизвольно сжимая поручень; разочарование постепенно сменялось надеждой.
— Но… — продолжал Дуилий, — ты должен также решить проблему с легионерами.
Аттик кивнул, еще раз вспоминая все доводы и пытаясь заново осмыслить их.
Дуилий, наблюдавший за Аттиком, увидел, что мозг капитана уже включился в работу. Сенатор кивнул. У них с капитаном действительно много общего. Столкнувшись с трудностями, этот человек сосредоточивается и бросается на их преодоление. Младший консул повернулся и снова взглянул на последние лучи садящегося на западе солнца. Мысли его возвращались к прошедшему дню и к предстоящим неделям.
ГЛАВА 13
Марк молча прочел записку, а легионер продолжал стоять перед ним навытяжку в палатке центуриона, сжимая в руке кинжал.
— Это было прикреплено к рукоятке. — Солдат протянул руку, показывая кольцо.
Марк взял кольцо и принялся внимательно рассматривать его. Золотое, с выгравированной надписью. SPQR. Он медленно вертел кольцо в пальцах, мысленно возвращаясь к содержанию записки, которую карфагеняне ночью прикололи римским кинжалом к дереву за главными воротами города. На рассвете листок пергамента обнаружил легионер, теперь стоявший навытяжку перед Марком.
— Кто еще знает о записке? — спросил Марк.
— Только два легионера из второй манипулы. Они стояли на страже у ворот под нашей сторожевой башней.
Марк поднялся и подошел к входу в палатку. Отсюда ему были видны ворота, ярдах в шестидесяти от палатки. Рядом с ними стоял только один часовой.
— Проклятье!
Он перевел взгляд на расположение второй манипулы. Центурион Элий поспешно шел к центру лагеря, где находилась палатка легата. Солдаты его манипулы что-то оживленно обсуждали, разбившись на группы, от которых отделялись люди и разбредались по всему лагерю.
— Идиот! — выругался Марк. — Пойдешь со мной! — приказал он и двинулся наперерез Элию.
Все трое встретились в двадцати ярдах от палатки легата. Элий увидел пергамент в руке Марка.
— Великие боги, Марк, мы пропали.
— Держи себя в руках, Элий, — презрительно бросил Марк. — Твоя манипула разнесет новость по всему лагерю еще до утреннего построения.
— Я… я… — пробормотал Элий и, оглянувшись на звук возбужденных голосов, понял свою оплошность.
Марк резко повернулся и решительно направился к палатке легата; легионер последовал за ним, а Элий остался стоять посреди плаца. Миновав палатку, в которой изолировали больных, оба инстинктивно прикрыли нос и рот ладонью.
Неделю назад в римском лагере был отмечен первый случай тифа — легионер упал без сознания во время построения, а характерную сыпь на его груди обнаружили лишь после того, как больного перенесли в госпитальную палатку и раздели. Весть о болезни мгновенно распространилась по лагерю, и появление страшной болезни лишило солдат Девятого легиона последней надежды. Ослабленные недоеданием люди стали легкой добычей тифа, и госпитальная палатка была уже переполнена. Из нее доносились стоны умирающих.
Увидев приближающегося Марка, два легионера третьей манипулы вытянулись по стойке «смирно» и одновременно отсалютовали, ударив кулаками в нагрудники доспехов. Никак не отреагировав на приветствие, Марк нагнул голову и прошел под внешний навес. Потом, не спросив разрешения, нырнул внутрь. Сидевший за столом Мегелл раздраженно вскинулся в ответ на это неожиданное вторжение. Легат не спал всю ночь, лихорадочно размышляя над ухудшающейся ситуацией в легионах; его лицо было осунувшимся и бледным. Выговор, который он собирался сделать центуриону, остался невысказанным — Мегелл заметил озабоченное лицо Марка.
— В чем дело, центурион?
— Осмелюсь доложить, легат, вот это было приколото к главным воротам римским кинжалом.
Мегелл встал, взял из руки Марка лист пергамента и кольцо. Глаза его широко раскрылись — он узнал кольцо. Затем легат перевернул кольцо, чтобы прочесть надпись на внутренней поверхности.
— Нет, не может быть… — пробормотал он, забыв о зажатой в руке записке. — Кто это нашел? — вдруг спросил легат; его взволнованное лицо выдавало мрачные предчувствия.
— Вот он. — Марк отступил в сторону, освобождая дорогу легионеру.
— Рассказывай все, — произнес легат.
Солдат кратко доложил, как была найдена записка. Мегелл молча слушал.
— Кто об этом знает? — спросил легат, когда легионер закончил.
— Слух уже распространяется по лагерю, — мрачно признал Марк, мысленно проклиная центуриона второй манипулы за неосторожность.
Мегелл выругался, снова сел за стол и развернул пергамент, словно боялся увидеть то, что написано рукой врага.
Марк пристально наблюдал за легатом. Казалось, он все больше сутулился, читая сообщение карфагенян о полной победе при Липаре. Когда несколько минут назад Марк сам читал эту записку, его разум отказывался верить написанному, отвергая сообщение как вражескую пропаганду, коварный замысел, нацеленный на то, чтобы лишить обитателей римского лагеря остатков надежды. Но кольцо уничтожало эту надежду, и хотя Марк не мог понять, почему Мегелл придает ему такое значение, он воспринимал кольцо как веское доказательство достоверности сообщения.
