Ксавье де Монтепен - Владетель Мессиака. Двоеженец
— Что это значит? — раздался громовой голос.
Дон Клавдий-Гобелет схватил за руку старого францисканца, и оба упали лицом на пол церкви в крайнем ужасе. Ни уходить, ни кричать у них не было сил.
Граф Каспар д'Эспиншаль встал, шатаясь; его глаза, широко раскрытые и неподвижные, походили на глаза человека, пробудившегося от летаргического сна. Прежде всего он заметил катафалк и свечи.
— Значит, я умер, — подумал он первоначально. Но полное соображение скоро к нему возвратилось: припомнив свое происшествие у доктора Лагульфа, бегство по крышам, Телемака де Сент-Беата, стражу и комнату старухи, он вспомнил и то, что выпил яд.
«Значит, если я живу, выпитое мной не яд», — подумал он. Глаза его скоро разглядели окружающие предметы: церковь францисканцев, двух монахов на земле и тяжелые колонны, исчезавшие во мраке. Теперь он уже понимал свое положение и сейчас же сообразил, как ему действовать.
Он легко, не чувствуя никакой боли, соскочил на каменный пол церкви.
Услышав этот прыжок, монахи потеряли разум и забормотали: «Господи, избавь от сатаны!»
Дон Клавдий-Гобелет вопил, прося дьявола дать ему время раскаяться.
Граф положил свою руку на плечо капеллана, говоря:
— Дурак! Имей я честь быть чертом, твоя душа давно была бы в аду.
Капеллан открыл один глаз.
— Вы шутите, ваше сиятельство?
Но лишнего времени у Каспара д'Эспиншаля не было.
— У тебя ключ от церкви? — спросил он.
— У брата Хризолога!
— В таком случае иди и отопри.
Трепещущий Хризолог, толкаемый вперед, пошел отпирать двери.
Каспар д'Эспиншаль вышел и исчез во мраке, но увел за собой и дона Клавдия-Гобелета, говоря ему: «Ступай и ты со мной. В городе ко мне могут привязаться».
Только четверть часа спустя старик Хризолог сообразил, что случилось. И сообразил только потому, что отряд стражи, под предводительством Телемака де Сент-Беата, явился в церковь среди ночи.
Случилось вот что. Доктор Лагульф, успокоившись после всего происшедшего у него, принялся водворять порядок в своей аптеке и не нашел усыпительного питья, морфина. Тут только он вспомнил, что дал Каспару д'Эспиншалю по ошибке вместо яда усыпительное.
Он сейчас же бросился к Телемаку де Сент-Беату и признался в ошибке.
Тогда кавалер, не теряя времени, со стражей пошел в церковь францисканцев, чтобы предупредить их и наблюдать за пробуждением графа. Но он опоздал: гроб и катафалк были уже пусты.
В ту же ночь неутомимый Телемак де Сент-Беат бросился снова в погоню за убежавшим своим врагом.
XVII
Мы уже видели, как Эвлогий, предательски оставленный своими людьми, один принял бой и, обманув своих врагов, избежал смерти. Он мог скрыться из опасных мест, но, самозабвенно любя брата, считал такой поступок подлостью. По его убеждению, следовало оставаться и до конца помогать графу Каспару д'Эспиншалю, распыляя силы врагов и отвлекая их от замка Мессиак.
Согласно такому плану Эвлогий удалился в малонаселенную и дикую сторону Вале, покрытую горами, лесами и болотами и укрепленную самой природой. В углу этой печальной местности геологические перевороты вырыли множество глубоких пещер и нагромоздили сотни скал одна на другую.
Эвлогий поселился на самой высокой из гор, лежащей на левом берегу Луары и называемой Чертова гора. Страшные пропасти отделяли эту гору от остальной гряды, и она выглядела точно остров. Взойти на Чертову гору можно было только с северной стороны, карабкаясь со скалистой платформы на другую по узенькой тропинке. Со стороны Луары шла обрывистая недоступная стена.
Забравшись на свою гору, Эвлогий поселился в пещере. Но он не думал вечно оставаться здесь. Он жаждал мести; гнев его достиг крайней степени после измены собственных слуг, предательства графа де Шаранса и Канеллака.
В особенности он ненавидел этого последнего и осудил на смерть как старого барона, так и всех его разбойников.
Дня через два он спустился в долину с целью разузнать: что слышно?
Поселянин, к которому он обратился с вопросами, ответил, что в Тери, где была главная квартира Шато-Морана, получены известия об аресте Каспара д'Эспиншаля.
Дикий человек побледнел. На этот раз он был переодет поселянином.
— Но, может быть, это ложные вести? — попробовал возразить он.
— Да, может быть, — ответил поселянин. — Граф Шато-Моран тоже сомневается и отправил за удостоверением в Клермон своего родственника Рауля.
Эвлогий подал крестьянину серебряную монету, прося его продать ему немного хлеба.
— За кого вы меня принимаете? — возразил крестьянин. — Я вас и так накормлю.
Когда они входили в дом, послышался топот лошади. Крестьянин поспешил навстречу подъезжающему, а Эвлогий остался один с его семейством и через окно сейчас же узнал в прибывшем всаднике Рауля.
Вскоре поселянин возвратился, восклицая:
— Ну, вот вам и новости!
— Что? Каспар д'Эспиншаль умер?
— Как он мог умереть! Разве черт умирает? Он их всех осмеял и остался цел и невредим.
Вслед за этими словами Эвлогий услышал подробный рассказ о клермонских происшествиях с Каспаром д'Эспиншалем. В заключение рассказчик добавил, что за графом Каспаром д'Эспиншалем неутомимо следит кавалер Телемак де Сент-Беат и в помощь ему прибывают силы, а в Вале остается только старый де Канеллак и разбойники.
В голове Эвлогия после услышанного родился новый план.
— Хочешь ли ты получить много денег? — обратился он к крестьянину. — Но не от Шато-Морана, а от Канеллака.
— Смотря по тому, как их придется заработать.
— Ничем иным, как говоря истину. Я уже знал прежде, что Каспар д'Эспиншаль бежал, но не знал подробностей. Поверь мне, что это истина: я сам, собственными глазами, видел Каспара д'Эспиншаля.
— Вы его видели?
— Как тебя вижу. Он даже сказал мне: «Если мои враги желают встретиться со мной, передай им, что я завтра пробуду весь день в Канкбоа».
— Канкбоа! Это у подошвы Чертовой горы. Но будет ли он действительно там?
— Будет, в этом не сомневайся. Только сообщи об этом де Канеллаку, и деньги получишь без всякого сомнения.
— Вы мне это советуете?
— Советую. Иди и расскажи де Канеллаку, где прячется Каспар д'Эспиншаль.
— Ах вы, негодяй! — воскликнул рассерженный поселянин. — Вы мне советуете предательство за деньги, а я делил с вами хлеб-соль… Презренный! Ты счастлив, что у меня под рукой нет моей палки.
Улыбка в первый раз осветила суровые черты Эвлогия.
