Мишель Бенуа - Тайна третьего апостола
Поработав часа три, отец Нил стащил перчатки:
— Не спрашивай пока ни о чем. Мне надо еще раз поговорить с отцом Бречинским.
Лиланд молча кивнул, подбодрил отца Нила улыбкой и вновь склонился над средневековой рукописью, которую изучал.
С бьющимся сердцем француз постучался в дверь библиотекаря.
Отец Бречинский выглядел так, будто его трепала лихорадка, глаза за стеклами очков были обведены темными кругами. Он молча, знаком предложил Нилу сесть.
— Отец мой, я всю ночь молился, чтобы Господь просветил меня. И я принял решение. Я сделаю для вас то, что сделал для отца Андрея. Но знайте, что этим я нарушу самые священные предписания, которые получил, когда принимал этот пост. Вы заверили меня, что не причините вреда папе, а, напротив, собираетесь передать ему то, что найдете, — иначе я никогда бы на это не пошел. Вы можете дать мне клятву перед Богом, что ваши намерения именно таковы?
— Я всего лишь монах, отец Бречинский, но я всегда стремился быть им до конца. Если то, что я открыл, представляет опасность для Церкви, от меня об этом узнает только папа.
— Хорошо… Я вам верю так же, как верил отцу Андрею. Ведать сокровищами, собранными здесь, — лишь одна из моих обязанностей, единственно явная для всех, но наименее значительная. У этого книгохранилища есть помещение, которого вы не найдете ни на одном плане этих зданий, упоминания о котором не встретите нигде, поскольку официально его не существует. Так пожелал святой Пий V в 1570 году, когда достраивали базилику Святого Петра.
— Секретные архивы Ватикана?
Отец Бречинский улыбнулся:
— Секретные архивы абсолютно официальны, они находятся у нас над головами двумя этажами выше их содержимое доступно исследователям в соответствии с установленными гласными правилами. Нет, то помещение известно лишь немногим лицам, а коль скоро его не существует, у него и названия нет. Это, если угодно, секретный фонд Ватикана, у большинства государств на планете имеется нечто подобное. Там нет штатного библиотекаря, ибо, повторяю, самого фонда не существует, и его содержимое не имеет ни каталогов, ни шифра. Это спецхран вроде библиотечного «ада», где, погруженные в забвение, дремлют документы щекотливого свойства, которых не должен узнать мир. Я один отвечаю за них перед Святейшим Отцом. На протяжении веков туда по распоряжению очередного папы или кардинала-префекта духовной консистории попадало множество самых разнородных вещей. Когда кто-нибудь решает отправить документ в секретный фонд, он уже оттуда не возвращается даже после смерти принявшего такое решение. Он никогда не будет классифицирован и о нем никто не вспомнит.
— Отец Бречинский… Почему вы рассказываете мне о существовании этих секретных фондов?
— Потому что это одно из двух мест в Ватикане, где может находиться то, что вы разыскиваете. Второе — это те секретные архивы, где хранятся документы, доступ к которым открывается по истечении пятидесяти лет после описываемого в них события. Не считая случаев, когда секретность сохраняется и далее, но это, как правило, сопровождается официальной мотивировкой. Вы сказали, что ящик с манускриптами Мертвого моря был доставлен в Ватикан в 1948 году по случаю первой арабо-израильской войны. Значит, если бы его отправили в такие секретные архивы, срок его давности уже вышел. А если там что-то сочли слишком рискованным, чтобы предавать это гласности, я бы непременно узнал об этом; когда такое случается, я получаю сверток или папку, которые надо отправить уже в секретный фонд, подальше от нездорового любопытства непосвященных. Делать это уполномочен лишь я один. Так вот, за последние пять лет туда не поступало ничего нового, ни из секретных архивов, ни откуда-либо еще.
— Но… неужели вы не в курсе, что именно отправляете на веки вечные в этот секретный фонд? Любопытство никогда не подбивало вас посмотреть, что ваши предшественники насобирали там с конца XVI века?
Отец Бречинский откликнулся почти весело:
— Папа Войтыла взял с меня клятву, что я никогда не буду пытаться узнать, что содержится в документах, которые я получаю, или в тех, что уже хранятся там. За пятнадцать лет я побывал там всего трижды — чтобы сделать новые вклады. Я был верен клятве, но не мог не заметить целого ряда полок с надписью: «Рукописи Мертвого моря». Я не знаю, что находится в той зоне хранилища. Когда я рассказал о нем отцу Андрею, он умолял меня позволить туда заглянуть. У кого я мог просить разрешения? Только у папы, но ведь именно папу мы, отец Андрей и я, хотели защитить. Я согласился, и он провел целый час там, внутри.
Отец Нил пробормотал совсем тихо:
— А назавтра после этого он спешно уехал из Рима, не так ли?
— Да. Он сел в Римский экспресс на следующий день, ничего мне не сказав. Обнаружил ли он что-то? Сказал ли об этом кому-нибудь? Я ничего не знаю.
— Однако ночью он погиб, и это не был несчастный случай.
Отец Бречинский провел ладонями по лицу:
— Да. Это не несчастный случай. И мне кажется, что вы, продолжая труд своего собрата, ставите себя в такое же бедственное положение. Вас, как и его, поиски привели к порогу этого безымянного, несуществующего для всего мира места. Я готов позволить и вам проникнуть туда, потому что доверяю вам так же, как ему. Но Катцингер и, боюсь, кое-кто еще крадется по вашим следам; если вы придете к цели раньше их, вам будет угрожать та же участь, что постигла отца Андрея. У вас еще есть время все бросить, отец Нил, вернуться в соседнюю комнату и засесть за безобидную средневековую рукопись. У вас еще есть выбор?
Отец Нил зажмурился. Ему почудилось, будто он видит тринадцатого апостола, возлежащего одесную Иисуса в высокой зале и благоговейно внимающего Учителю. Потом он представил его уже хранителем тайны, противостоящим в одиночку ненависти Петра, да и всех Двенадцати, претендующих на монопольное право говорить о распятом. Они обрекли его на изгнание и молчание, чтобы церковь, которая будет основана ими на лживо перекроенной памяти об Иисусе, стояла вечно, альфа и омега.
И вот тайна пробилась сквозь века. Возлюбленный ученик Иисуса, возлежащий около Учителя за последней трапезой, опершись на локоть, смотрел на отца Нила и звал к себе.
Отец Нил встал:
— Идемте, отец мой.
Они вышли из кабинета. Лиланд, склоненный над столом, даже головы не поднял, услышав, как они проходят за его спиной. Оставив позади анфиладу залов книгохранилища, они подошли к маленькой двери. Бречинский отпер ее и сделал отцу Нилу знак следовать за ним.
Коридор полого спускался вниз. Отец Нил пытался сориентироваться. Бречинский, словно угадывая его мысли, прошептал:
