Владимир Малик - Чёрный всадник

Спыхальский долго сидел с опущенной головой. Судя по тихим вздохам, вырывавшимся из его груди, и все меньше и меньше подрагивавшим усам, буря в его душе начала утихать.

Наконец он поднялся, обвёл всех взглядом.

— Арсен, я давно убедился, что среди нас ты самый рассудительный и справедливый человек. И сердце у тебя доброе… За это люблю тебя, как брата… Так пускай эта женщина… едет… куда ей надо… Только бы с глаз моих! Но клянусь памятью отца, если она опять станет когда-нибудь на моем пути, то… — голос его загремел и вдруг резко оборвался.

Арсен положил ему руку на плечо.

— Понятно, Мартын… Она поедет с нами до Немирова, оттуда — куда захочет. — И повернулся к Вандзе: — Иди, пани, собирайся в дорогу, у нас тут будет ещё мужской разговор…

Когда Вандзя встала и отошла, Арсен сказал:

— Ну вот, с этим делом покончено… А теперь, пан Мартын и пан Новак, смотрите сюда… — Он достал из кармана кусочек бумаги и подал Новаку. — Пан, кажется, понимает по-турецки, так пусть прочитает и для пана Мартына…

Новак прочитал и перевёл письмо.

— Стонадцать дзяблов! — воскликнул Спыхальский. — Что все это означает, Арсен? Чьё это письмо? Как оно попало к тебе?

— Я отобрал его у Вандзи…

— Неужели полковника Яненченко?..

— Да, его послание каменецкому паше. Как слышал, он предлагает паше свою помощь, чтобы турки взяли Львов… Видишь, пан Мартын, дело тут намного важнее, чем измена пани Вандзи!

— По правде говоря, много серьёзней, разрази меня Перун! Что же теперь делать?

— Мы должны немедля мчаться во Львов, — встрепенулся Новак.

— Да. Я отдаю вам письмо, чтобы оно попало прямо в руки гетману Яблоновскому, — сказал Арсен. — Пусть он сам решит, как рассчитаться с предателем!

— Друзья мои, я вовсе не думал возвращаться во Львов! — воскликнул Спыхальский. — Теперь туда ничто не тянет — ни во Львов, ни в Круглик!.. Думал, что с тобою поеду, Арсен… На Украину!

— Друг мой, — Арсен обнял его за плечи, — я был бы очень рад вместе прибыть домой. Сам знаешь, с какой радостью все мои встретили б тебя… Как сына, как брата. Но сейчас ты должен сопровождать пана Новака. Дорога далёкая и опасная, а письмо надо доставить обязательно. Вон ведь о каком исключительном деле речь идёт!

— Понимаю, — шумно вздохнул пан Мартын.

— Дорогу к нам ты, думаю, хорошо знаешь?

— Ещё бы!

— Так вот, когда соскучишься нестерпимо, приезжай, друг! Двери моей хаты, если она у меня будет, всегда для тебя открыты. Сердце — тоже! — И Арсен трижды крест-накрест расцеловался со Спыхальским.

9

Полковник Яненченко шагнул через порог и, придерживая левой рукой саблю, чтоб не гремела, почтительно поклонился.

— Звали, ясновельможный пан гетман?

— Да, пан Ян, — ответил Яблоновский, пристально разглядывая статную, перетянутую в талии фигуру полковника. — Проходи, садись… У меня к тебе важный разговор.

Яненченко окинул взглядом просторную комнату. Рядом с тёмным резным столом гетмана сидели двое — Спыхальский и Новак. Что-то в выражении глаз этих шляхтичей не понравилось полковнику, но он не мог понять, что именно, и потому отмахнулся от тревожной мысли, которая не оставляла его со времени отъезда пани Вандзи.

— Слушаю, милостивый пан, — сказал он, садясь на табурет и ставя между коленей саблю.

Яблоновский молчал. Его худощавое надменное лицо было непроницаемым. Холодные голубые глаза сосредоточенно изучали каждую чёрточку физиономии полковника, и от этого Яненченко становилось все более не по себе. Зачем он понадобился гетману? Какое у того важное дело к нему?

— Как живётся пану во Львове? — спросил наконец Яблоновский.

— Спасибо, хорошо.

— Никто не притесняет, не обижает здесь пана?

— Слава богу, никто.

— Так почему полковник за приют и щедрость его милости короля польского, а также за мою благосклонность платит чёрной неблагодарностью?

У Яненченко душа ушла в пятки.

— Как позволите понимать ваши слова, пан гетман?

Яблоновский стремительно встал, склонился над столом и ткнул чуть ли не под самый нос полковнику записку — его, Яненченко, тайное послание каменецкому паше.

— Пан узнает свою руку? — грозно спросил Яблоновский.

Яненченко побледнел. Во рту пересохло. Теперь ему стало ясно, почему гетман вызвал его к себе в такое неподходящее для аудиенции время и почему откровенно враждебные взгляды у Спыхальского и Новака. Но полковник и не подумал сразу сдаваться.

— Пан гетман шутит? — изобразил удивление Яненченко. — Ведь тут написано по-турецки!

— Это лишнее доказательство того, что полковник умный враг, который знает не только польский и русский языки, но и турецкий… Надеюсь, что пан полковник будет разумным до конца и не заставит нас прибегать к унизительным для шляхтича способам допроса.

— Ясновельможный пан, я не могу понять, в чем, наконец, вы меня обвиняете! — воскликнул Яненченко, поднимаясь с табурета.

— В предательстве, пан! — с ударением сказал гетман. — В том, что ты намеревался сдать Львов туркам!

— Неправда! Это чья-то злобная выдумка!

— Выдумка? — Яблоновский иронично ухмыльнулся. — Мне тоже очень хотелось бы поверить, что это лишь вымысел, ибо пригрел во Львове и взял на королевскую службу пана я. Однако доказательства таковы, что в их правдивости нет ни малейшего сомнения!

— Доказательства? Уверен, никто их представить не может!

— О! За этим далеко ходить не придётся… Вот перед тобой, предатель, паны Спыхальский и Новак, они только что вернулись из Каменца, где видели пани Ванду Спыхальскую. Спасая свою жизнь, женщина рассказала, от кого получила это письмо.

— Я повторяю — это поклёп!

— Следствие выяснит все, и ты сможешь на суде доказывать свою невиновность. А сейчас позволь твою саблю!

Спыхальский и Новак встали вплотную рядом с полковником, который дрожащими руками отстегнул от пояса саблю и положил на стол перед гетманом.

— Отведите его в темницу, Панове! Да приставьте надёжных часовых!

ЗАВЕЩАНИЕ КОШЕВОГО

1

Ни в то лето, ни зимой Кара-Мустафа на Киев так и не напал. Турция стала готовиться к большой войне с Австрией. Австрия, Венеция и немецкие княжества объявили крестовый поход против Османской империи. Папа Иннокентий XI принудил католическую Польшу присоединиться к этой коалиции, и хотя Речь Посполитая к тому времени была вконец истощена беспрерывными войнами и шляхетсткими междоусобицами, король Ян Собеский начал пере говоры с Австрией о взаимопомощи и обязался в случае войны выставить сорокатысячное войско. Поэтому Кара Мустафа не решился продолжать войну с Россией. Сыграло свою роль и то, что запорожцы опустошили Крым, а осенью до основания разрушили восстановленные янычарами крепости в устье Днепра, которые должны были стать опорными базами турок.