Саймон Скэрроу - Римский орел
— Ты должен поступить так, чтобы мне стало ясно, что я в тебе не ошибся. Со своей стороны обещаю, что, если стоящая перед тобой задача будет успешно разрешена, у тебя не будет оснований жаловаться на неблагодарность командования.
Макрон позволил уголкам своего рта приподняться, показывая, что сказанное пришлось ему по душе. Да и что же во всем этом, собственно, могло бы ему не понравиться? Ведь за некую весьма туманную благодарность он со своим отрядом должен был всегонавсего скрытно от кого бы то ни было совершить путешествие по территории, населенной дикими, враждебными племенами, затем с помощью весьма и весьма приблизительной карты отыскать в трясине остатки век назад затонувшей подводы, извлечь из топи сундук, погрузить его на свою тележку, доставить в расположение легиона и передать лично легату, несмотря возможные происки варваров и противников существующей власти.
— Есть чтото еще, что тебе хотелось бы знать, центурион?
— Только одно, командир. Что будет, если нам не удастся найти эту повозку?
— Даже не думай об этом, — ответил Веспасиан.
— Понимаю, — сказал Макрон.
Легат не был уверен, что его поняли правильно, однако не стал ничего пояснять. Если сундук не будет найден и останется лежать там, где лежит, горстке легионеров, знающих о его существовании, придется исчезнуть. Веспасиан потер лоб.
— Это все, центурион?
Макрон кивнул.
— Тогда ступай, займись подготовкой к походу. Мы теперь встретимся, только когда ты вернешься. Будь осторожен, и… удачи тебе.
— Благодарю, командир.
Капитан приказал убрать последний парус, и судно уже по инерции подошло к мелководью.
— Спустить трап! — прозвучал новый приказ.
Легионеры расступились, и в воду с шумным плеском вошел нижний конец длинного корабельного трапа. Палубную его часть, чтобы она ненароком не соскользнула, закрепили специальными металлическими штырями.
— Вот и все! — Капитан похлопал Макрона по плечу. — Раздва — и ты уже за морем. Надеюсь, морское путешествие тебя развлекло?
— Все нормально, — ответил Макрон, но без особого энтузиазма. Как и большинство солдат, он считал, что человеку место на суше. Вода может радовать только рыб, разных чудищ и всяких чокнутых дураков. — Благодарю.
— Всегда рад. Уж постарайтесь вздрючить как следует местных.
— Не сомневайся. Мы им зададим.
— А сейчас я был бы признателен, если бы ты побыстрей свел на берег своих молодцов. Мы немедленно отплываем обратно. Сегодня мне еще предстоит переправить сюда лошадей для сирийской когорты.
— Ночью? — удивился Макрон. — А люди толкуют, будто в темное время вас в море не выгнать силком.
— Так оно и есть, — ухмыльнулся капитан. — Силком, точно, не выгнать, но когда есть возможность подзаработать, мы смотрим на это иначе. Так что, будь добр, не тяни.
Макрон посмотрел на ожидавших его приказа солдат.
— Ладно, парни, пошли. Проверьте, чтобы все вещи были при вас, а то эту посудину потом не воротишь.
Легионеры гуськом потекли по сходням вниз, плюхаясь в доходившую им до пояса воду и поднимая над головами свои вещмешки. К тому времени, когда Катон с Макроном добрались вслед за ними до галечной полосы, трап был уже убран, и матросы, отталкиваясь большими шестами, снимали с мелководья корабль.
— Что за спешка? — спросил Катон, кивая на судно.
— Деньги, — лаконично ответил Макрон.
— Всюду деньги! — рассмеялся Катон. — Можно подумать, будто в мире нет ничего более интересного.
— Ничего и нет, — сердито отрезал центурион.
Его суровость задела Катона, но он, подумав, отнес ее на счет волнения. Вторжение есть вторжение, тут все серьезно, нет ничего удивительного, что командиры напряжены. Макрон еще ладно, а в мятежных когортах центурионы тревожатся вдвое сильней. Правда, за несколько недель до отправки бунт както сам по себе сошел на нет. Бунт и впрямь утих, ибо, обсуждая выходку вольноотпущенника, солдатам волейневолей приходилось повторять и то, что он им кричал, и слова его малопомалу делали свое дело. Кроме того, как и рассчитывал столичный хитрец, в отсутствие подстрекателей брожение улеглось, и обстановка в легионах сделалась близкой к нормальной. Плавтий со своей стороны поручил людям из окружения нашедших убежище при его ставке варварских вождей и царьков распускать слухи о несметных богатствах, ожидающих римлян в Британии. О золоте, серебре, о работящих и крепких невольниках и, конечно, о женщинах, с детства мечтающих, отринув ласки своих косматых невежественных ухажеров, пасть в объятия славных воителей Рима. Что же до самих варваров, то разве их раскрашенные и обмазанные глиной физиономии способны смутить доблестных легионеров? Неодолимое имперское воинство с легкостью сметет их с пути, чтобы затем без помех воспользоваться плодами победы.
Все это вкупе привело постепенно к тому, что в сердца римских солдат вернулись решимость и уверенность в своих силах, а легионы обрели тот боевой дух, что всегда был им присущ и делал их понастоящему непобедимыми.
Было уже темно, когда бойцы шестой центурии, поставив последнюю палатку, принялись поглощать легкий ужин, состоявший из жидкой ячменной каши и грубого хлеба, испеченного еще в Галлии и уже зачерствевшего. Вокруг костров шло обсуждение хода кампании, основанное на сведениях, почерпнутых, главным образом, из рассказов гонцов и фуражиров, побывавших на передовой. Судя по их словам, до масштабных боевых действий дело пока еще не дошло. Все ограничивалось мелкими стычками между римскими разведывательными отрядами и разрозненными варварскими шайками, причем признавалось, что римская кавалерия на первых порах уступает коннице дикарей. Правда, бывалые легионеры были уверены, что пехота мигом выправит положение. Главное, навязать врагам ближний бой. Их с уважением слушали и согласно кивали, а в палатке центуриона шел совсем другой разговор. Макрон помимо Катона отобрал в свой отряд десять лучших бойцов своей центурии и теперь вполголоса обрисовывал им ситуацию.
— Парни, я знаю, что вы наблюдательны и наверняка заметили, что к нашему легиону подбилось несколько британских царьков, пользовавшихся в последние годы римским гостеприимством изза маленьких разногласий со своими сородичами.
Солдаты встретили эти слова понимающими смешками. То же самое происходило на всех рубежах великой империи: Рим охотно привечал всякого рода деспотов, изгонявшихся своими соотечественниками, в благодарность за что, однако, требовал от них лояльности и помощи в покорении некогда им подвластных народов.
