Поль Феваль - Черные Мантии
– Разумеется, прошу не стесняться!
Все присутствующие, имевшие слабость к табачку, попотчевались из табакерки госпожи Бло, за исключением молчаливого господина, который прихватил изрядную понюшку из собственного бумажного фунтика.
– Та, которую украли, была чуть похуже этой, – сообщила госпожа Бло, захлопывая табакерку, – но я очень ею дорожила, ведь мне ее подарил мой бедный Бло, хотя он никогда не одобрял пристрастия к табаку у дам.
– А у моей жены табакерка за восемьдесят франков, фабричного производства, – объявил Адольф. – Следи за рыбками, госпожа Шампион.
– Черный лес! – повторил говорун. – Уверяю вас! И заметьте, какое фатальное совпадение: когда-то Париж стоял посреди леса.
– Быть не может! – изумилась вдова.
– Сущая правда, сударыня, – поддержал говоруна господин Туранжо. – Леса вокруг Бонди, вернее сказать, вокруг Ливри – это его остатки… Лес, сплошной лес рос на месте Парижа. На оленей и кабанов охотились прямо на улице Ришелье.
– А теперь нам осталась только рыбная ловля, – заметил Адольф, – в реках все еще можно кое-чего поймать.
– В том месте, где теперь находится биржа, банды обнаглевших разбойников…
Последовал дружный смех. Какими бы плоскими ни были остроты насчет биржи, они всегда пользуются неизменным успехом…
– Ах! – вскричала вдовушка. – Мой бедный Бло так любил пройтись по поводу биржи!
– На бирже задержался – без кошелька остался, – попытался сострить Адольф, внося свою лепту в общее веселье.
Селеста, освободив одну из рук, ущипнула его в знак восхищения за колено.
– Следи за рыбками, – одернул супругу Адольф.
– Однако если говорить откровенно, – продолжал велеречивый господин, – с тех пор мало что изменилось. Парижский лес существует по-прежнему, разве что деревьев стало поменьше. Олени, украшенные рогами, стадами разгуливают по Парижу – об этом частенько рассказывается в водевилях: водятся в изобилии свиньи, дикие и домашние. А уж змеи! Кто станет отрицать наличие в Париже змей? Имеются также розовые кусты, где укрываются эти гады, имеется множество птичек, распевающих веселенькие куплетцы. Впрочем, есть и кое-какая разница: в старом лесу для любви был отведен всего лишь один сезон, весенний, теперь же в нашем Париже любовное воркование продолжается все четыре сезона…
– Вы так неосторожны в выражениях, сударь, здесь же дамы!
Вдова судебного исполнителя не смогла удержаться от замечания, но большинство слушателей настаивало на продолжении:
– Что вы, что вы! Пускай говорит, не мешайте! Это так забавно!
– Но разница все-таки незначительна, сходства гораздо больше, достаточно вспомнить рыскающих по Парижу волков…
– Парижские бродяги куда хуже волков!
– Сударь, – прервал остроумного пассажира господин Туранжо, – если вы купите поместье в наших местах, я буду счастлив продолжить знакомство с вами.
– Лес охраняется лесниками, в Париже этим делом заняты полицейские…
– А браконьеров сколько!
– А старьевщики! Собирают вместо хвороста тряпье и всякую прочую дрянь!
– А английские туристы! Прохаживаются себе, точно в Фонтенбло!
– Он так элегантно выражается, этот господин, – одобрила Селеста, – сразу видно приличного человека.
Адольф ответил:
Слишком болтлив. Не отвлекайся от рыбок.
– Что касается самих разбойничков, – продолжал импровизировать говорун, – то никаким пущам не собрать столь славной коллекции, какой знаменит Париж. Смешно слушать про нынешних лесных бедолаг: они и в подметки не годятся ловким парижским молодцам!.. Ничего себе общество! Помните вы, судари и сударыни, банду Монроза!
– Ах! – тотчас откликнулась Селеста. – Мошенник куролесил как раз в то время, когда я выходила замуж. Адольф тогда рыбачил не так часто.
– Рыбки! – забеспокоился господин Шампион. – Не отвлекайся!
– А банда Натана! – продолжал эрудированный пассажир. – А дамы: Нинетта и Розина! У них появился даже собственный автор, господин Бальзак, вспомните-ка его Вотрена. Наверняка он имел обширные знакомства в лесных дебрях… И снова прекрасный пол: ловкачи Лина Мондор и Клара Вандель способствовали созданию драм – люди дна очень любят, когда их показывают на сцене… При Луи-Филиппе парижский лес зажил бурной жизнью. Тысяча восемьсот тридцать третий год – банда Гарнье, семьдесят пять приговоров сразу. Банда Шатлэна: кастеты и тряпочные туфли для бесшумного скольжения по мостовой.
– У нас на империале тоже едут двое типов в тряпочных туфлях! – таинственно сообщила госпожа Шампион.
– У моей жены такой острый глаз, ничего от нее не скроешь, – похвалился Адольф. – Не отвлекайся от рыбок!
Господин Туранжо, завидуя успеху говорливого пассажира, лихорадочно рылся в памяти. Наконец и ему удалось вставить словечко:
– Вспомнил: Гюг! У него была целая шайка!
– Пятьдесят пять злодеев. А еще: банда Шива, банда Жамее банда Дагори, – отчеканила госпожа Бло.
Молчаливый господин чихнул. Это был первый шум, который он произвел. Сунув руку в карман за носовым платком, он вытаращил глаза: платок исчез.
– Вы его потеряли, сударь, – конфузливо заметил господин Туранжо. – В наших краях нет воришек.
Мы не унизимся до описания человека, сморкающегося без помощи носового платка. Молчаливого господина к этому вынудили обстоятельства… Дамы улыбались. Вдова развернула свой совершенно новенький, внушительного размера фуляр, а Селеста попросила:
– Адольф, достань мой носовой платок.
Адольф выполнил просьбу, разумеется, напомнив жене про рыбок. Человеческий род слаб: через минуту сморкался весь салон. Молчаливый господин не выказывал никакого смущения. Пассажир с хорошо подвешенным языком вернулся к обзору бандитской жизни:
– Пошли дальше… Банда Карпантье – семьдесят три человека на скамье подсудимых! А вот совсем недавние имена: Курвуазье, Миньяр, Готье, Сук, Шапон, который руководил двумя сотнями бандитов, а шайка Пульмана, а молодчики Маркетти!.. И наконец те, до кого еще не добралась полиция, самая ловкая из всех когда-либо существовавших банд: знаменитые Черные, Мантии, имеющие своих людей не только в сомнительных воровских кварталах, но и на самом верху социальной лестницы…
– Газеты о них ничего не пишут, – прервала говорившего мадам Бло.
– Боятся напугать коммерсантов. Банда работает по-крупному и остается неуловимой для полиции.
– Говорят, что их поддерживают сильные мира сего…
– И что правосудие их страшится!
– Какие страсти! – ужаснулась госпожа Шампион, слушавшая с разинутым ртом. – Меня дрожь от таких вещей пробирает!
