Татьяна Недозор - Северная звезда
Однажды Китти лукаво предложила подруге:
– Я придумала! Хочешь попробовать поработать в зале? Ты ведь умеешь вальсировать? Если бы у тебя хватило сил танцевать до рассвета, ты могла бы собрать не менее сотни таких жетонов.
Одинцова рассвирепела:
– Китти! Ты ведь не думаешь, что я соглашусь…
– Конечно, нет. Не глупи, Мэри. – Китти рассмеялась. – Я знаю, что это невозможно.
Смуглянка была не права. Это было невозможно раньше. Но не теперь…
Она перевернула страницу бухгалтерской книги и тяжело вздохнула, услышав скрип снега и топанье перед дверью. Китти обещала прислать ей пирожное и немного печенья, чтобы было не так тоскливо одной. Наверное, это пришел Шон и принес ей сладости. Раздался деликатный стук в дверь. Вряд ли это Шон, у того дверь дрожит. Мария отложила перо и пошла открывать.
– Одну минуту. Входи, Китти.
Распахнула дверь.
Перед ней стоял… Николай. Его улыбающееся загорелое лицо было чисто выбрито, голубые глаза сияли неподдельной радостью.
– Ник!
От неожиданности Маша отступила назад и почувствовала странную слабость в ногах.
– Машенька!
Она ничего не слышала и не понимала, кроме того, что он был здесь, с ней рядом. Такой большой, сильный, жизнерадостный. Не помня себя, она бросилась ему на грудь и зарылась лицом в его куртку.
– Давай войдем внутрь, а то ты, чего доброго, промокнешь.
Они вошли в дом и закрыли за собой дверь. Устюжанин разделся, и Мария снова приникла к его груди, почувствовала биение горячего сердца и расплакалась, уткнувшись в колючую шерсть его свитера.
– Николай… Какое счастье, что ты пришел… Дмитрий оставил меня.
Блондин ничего не отвечал ей, только ласково гладил по голове, утешая, как маленького ребенка. Потом ладонью вытер слезы с ее щек.
– Я дурак, Маша. Мне давно следовало навестить тебя. Ну, посмотри на меня. Я хочу увидеть твою улыбку. Что с тобой случилось? Слышал здесь, в Доусоне, что твой Дмитрий отправился в Сэркл. У меня не было сомнений в том, что ты поехала вместе с ним. С тех пор как мы расстались, я был на Сороковой Миле, потом в Игле и только сегодня вернулся. Я думаю…
Она так и не узнала, что думал Николай, потому что его фраза осталась незаконченной.
…Мужчина целовал ее нежно и страстно. Мария чувствовала, что еще миг – и она потеряет сознание от сладостного натиска его губ, от его ласковых прикосновений. За время близости с Дмитрием она не испытала и малой толики такого всепоглощающего счастья.
Не помнила, как Николай поднял ее на руки и отнес на кровать. Единственное, что она понимала, так это то, что он рядом, он с ней и она принадлежит ему.
Полностью отдавшись в его власть, доверялась ему бесконечно и радостно, как раскрываются благоухающие розовые лепестки навстречу восходящему солнцу.
И вот настал тот миг, когда накал желания стал нестерпимым и они оба воспарили в горние выси…
* * *… – Вот так все и случилось… – Мария печально улыбнулась и продолжила: – Бедный Фред, он ведь был крепко влюблен в меня. А теперь ищет золото на Сороковой Миле или где-нибудь еще. Я надеюсь, что у него все будет хорошо.
Николай коснулся губами ее обнаженной груди.
– Значит, у тебя не было недостатка в приключениях.
Высвободившись из его объятий, села на кровати. Чувствовала на себе его взгляд, ласкающий каждый изгиб ее нежного стана. Стыдливо поежилась и стала надевать шелковую нижнюю рубашку, второпях не справляясь с лентами. Она ощущала, что ее лицо заливается краской.
– Машенька, я хочу, чтобы ты перебралась ко мне.
От неожиданности девушка чуть не выронила блузку, которую собралась уже надеть.
– Маша, я люблю тебя. Для тебя ведь это не секрет. Я хочу, чтобы мы жили вместе, чтобы ты была моей, и к черту все приличия! Когда придет весна, мы попробуем добиться развода – тут есть православные миссии. Если не получится, что ж, будем жить в грехе, как говорят батюшки.
– Ник, ну что ты говоришь?!
За стеной прозвучали последние аккорды мелодии, и наступила тишина. Девушки, наверное, сейчас ведут своих кавалеров к стойке и заставляют заказать выпивку.
Блондин протянул к ней руки и сжал ее тонкие загрубевшие пальцы в своих больших ладонях.
– Уверен, что ты согласишься. Я перевезу твои вещи завтра же. Мой домик совсем небольшой, но чистенький. Мы вдвоем сделаем его еще уютнее. Я хочу, чтобы ты стала моей, хочу владеть тобой безраздельно, Маша.
– Но я обещала Китти, что буду ей помогать…
– Я не возражаю. Только будь со мной. Я так соскучился… Ты знаешь, я… я хочу, чтобы ты родила мне ребенка, чтобы это был наш с тобой сын или дочка.
– Не надо!
Осекшись, она расплакалась, в то время как Устюжанин осторожно снимал с нее рубашку. Они снова были вместе. Вознеслись в заоблачную высь, которой не достигали даже безмолвные всполохи полярного сияния. Наслаждались своим единением, и остальной мир перестал существовать для них…
* * *Это случилось через два дня после её переезда к Николаю.
Она как раз готовила кофе в старинном медном кофейнике, а Устюжанин с улыбкой сидел за столом и ждал угощения. В печке доспевал яблочный пирог.
И в это самое время в дверь постучали.
– Кто там? – осведомился хозяин.
– Прощенья просим, – послышался из-за двери хриплый надтреснутый голос. – А миссис Мэри Отинтсе… тьфу, прости Господи, Одинтсофф тута проживает?
– А кто её спрашивает? – вдруг ощутив непонятную тревогу, поинтересовалась Маша.
– Прощенья просим! Я Джош Скармс, а прозвище у меня Дубовый Джош, если кто знает. Я иду с Грей-Крик через Сэркл заявку столбить… А тут оказия! Письмо у меня к миссис Мэри! Да вы впустили бы меня, хозяюшка…
На пороге стоял субъект лет под шестьдесят на вид, невысокий, весьма мужиковатой внешности, в обтрепанных мехах.
– Здрасте. – Он посмотрел на Николая, потом на Машу. – Это вы будете миссис Одьинтсофф?!
– Да, это я, – произнесла она и зачем-то добавила: – Если угодно…
Николай жестом пригласил пришедшего в дом, а Маша налила в кружку дымящегося кофе.
– Вот спасибочки! – Он осушил горячий напиток в два приема. – Ух, хорош кофе! Так чего я пришел, вот. Шел я, грю, через Сэркл, а тамошний доктор мне это передал, мол, для миссис э-э-э… Одинтсофф.
Он вытащил из-за пазухи аккуратно сложенный клочок бумажки. Это было даже не письмо, а помятая и потрепанная коротенькая записка. Чернила местами расплылись, но Мария сразу же узнала четкий почерк Дмитрия.
