Коллективная вина. Как жили немцы после войны? - Карл Густав Юнг
Великие державы мыслят категориями безграничных пространств, так как радиус действия их военной техники выходит за пределы земного шара. Стратегия становится мировой стратегией. При этом стратегическая обстановка в мире постоянно изменяется. Всем прочим странам в этой мировой стратегии отводится роль второстепенных фигур в большой игре. В какой мере они примут в ней участие или в какой степени некоторые из них останутся вне игры – это решат великие державы.
И все же в настоящее время нет непосредственной угрозы мировой войны. Мировая война разразилась бы лишь в том случае, если бы в военный конфликт друг с другом вступили США и Советский Союз. Это не исключено, но становится все более невероятным. «Равновесие страха» приняло такие чудовищные масштабы, что такая война, видимо, стала почти невозможной. Если бы не атомная бомба, то, вероятно, уже сейчас в Европе опять была бы война. Такое положение приводит к согласию между обеими великими державами, которые в мирное время иногда кажутся смертельными врагами.
Иное дело – локальные войны. Они не только возможны, но и ведутся постоянно. Их ведут отвратительными методами, более жестоко, чем когда-либо раньше, но без применения атомных бомб.
Для бундесвера решающее значение имеют вопросы: возможна ли локальная европейская война или же она сразу приведет к мировой войне? К чему должен быть готов бундесвер: к локальной европейской войне, к мировой войне или к той и другой?
Какую роль может сыграть бундесвер в мировой войне? Во всяком случае, не роль активного участника в мировой стратегии, поскольку у него нет для этого никаких предпосылок, а роль участника в рамках стратегии, определяемой США и Россией. Он может быть привлечен к участию в ней великими державами не в соответствии с собственными планами.
Что бы ни продумывал и ни взвешивал Пентагон, учитывая бесконечное количество возможностей и постоянное изменение ситуации, какие бы новые решения им ни принимались, бундесвер, по-видимому, не будет принимать в этом существенного участия.
Бундесвер должен поставить себе вопросы: что излишне, бесполезно, тщетно? В чем упущения? Кто по-дилетантски черпает информацию из получаемых сообщений, тот не получит ясного представления – он будет лишь в курсе простых фактов. Он не узнает, какие концепции наиболее важны для бундесвера и разработаны ли там вообще единые концепции. Мыслят ли там реалистически и разумно с учетом внутренней и внешней обстановки? Все это остается для него неизвестным, и ему придется довольствоваться лишь предположениями. У граждан Федеративной Республики нет ни малейшего представления обо всем этом. Все держится в секрете, даже если в этом нет необходимости.
В новой ситуации выдвигается требование, которого не существовало во всей истории в той форме, как сейчас. Раньше война считалась неизбежной, а мир – идеей, осуществления которой страстно желали измученные народы, но которая была бесконечно далека. В наше время война – мировая война держав, владеющих атомной бомбой, – носила бы такой характер, что все мыслящие люди убеждены: в атомный век война не должна считаться неизбежной.
Раньше говорили: если хочешь мира, готовься к войне. Это было более чем нечестно. Сейчас же честна, но почти неосуществима следующая мысль: вооружайся самыми лучшими средствами, не жалей сил, развивая максимальное умение в обращении с оружием разрушения, но столь же серьезно будь готов никогда не применять его. Но если дело не дойдет до крайности, разве может это быть основной жизненной проблемой? Однако в этом сейчас и заключается смысл вооружения.
Профессиональному офицеру свойственна склонность испробовать свою профессию в войне. Но то, что от него требует современная обстановка, противоречит здравому смыслу. И все же сейчас имеет важное значение требование самым решительным образом и в корне ликвидировать существующие настроения в бундесвере, которые могут привести к войне. Поэтому генерала, который заявил бы: «Мы возвратим свои границы на Востоке – будь то мирным путем или путем войны», следовало бы немедленно уволить.
Необходимость изменений в образе мышления военных в Федеративной Республике диктуется новыми задачами армии в соответствии с внутренней сущностью свободного демократического гражданина.
Повиновение и форма жизни. Бундесверу необходим авторитет, который находит свое выражение в принуждении к повиновению на службе. Это естественно и допустимо, если ограничено определенной целью и не вторгается во внутреннюю жизнь человека. Поэтому нужно решительно противодействовать тенденции распространять этот авторитет на внеслужебную сферу. Вне службы следует разрешить ношение гражданской одежды. Нельзя контролировать образ жизни, убеждения, мнения, нельзя спрашивать о вероисповедании и партийной принадлежности. Каждый солдат – это свободный гражданин, подчиняющийся на военной службе необходимости нести эту службу. Перенесение обязанности повиноваться на внеслужебную сферу означает милитаризацию жизни.
Сосредоточение силы народа в руках военных и подчинение этой силы военным целям не должно вырождаться в тенденцию рассматривать народ как орудие в руках военных и не должно перевоспитывать его в духе милитаризма.
Когда военная сила сама по себе становится абсолютной, утрачивается то, защита чего является единственным смыслом наличия этой силы, – существование в условиях самоутверждения свободы.
Свобода в армии. Свобода возможна лишь в том случае, если она соблюдается и остается важным фактором и в армии. Повиновение имеет пределы. Офицеры и солдаты вне службы равны во всем материальном. Являясь сообществом свободных людей, они ведут себя как равные. Когда люди обретают самосознание, лишь участвуя в отдаче приказов, свобода уничтожается. Требование свободы солдату находит свое выражение в общеизвестном выражении Баудиссина: «граждане в военной форме». Однако существуют тенденции рассматривать такие высказывания как преходящие, имеющие лишь временное значение.
Офицеры не являются привилегированным классом. Формирование армии – это профессиональная задача – задача офицеров и унтер-офицеров. Военная профессия нужна, но тенденция рассматривать эту профессию как привилегированную, ставить ее над другими, чтобы придать ей особый блеск, необоснованна. Жалобы на то, что в настоящее время профессия офицера принижается, – целиком в духе тех офицеров, которые с сожалением вспоминают о прежнем пагубном в этическом и политическом отношениях общественном взгляде на офицеров кайзеровских и гитлеровских времен. Их возвели тогда в особый, стоящий над другими класс. Тогда больше любили носить мундир, чем гражданское платье. Гражданин чувствовал себя полноценным человеком, только будучи офицером запаса. Эти времена прошли и не должны возвращаться в свободном демократическом государстве.
Когда-то офицерам придавало блеск то обстоятельство, что они рисковали жизнью. Жизни гражданского населения опасность не угрожала. В этом, действительно, было качественное различие. Сейчас все наоборот. В случае войны
