Юрий Когинов - Тайный агент императора. Чернышев против Наполеона
— Небогатая и суровая страна. И там не так весело, — осторожно вставил Чернышев, давая княгине возможность полностью высказаться.
— Да, невеселая страна, как сказал и император. Но это же древний королевский дом, несравнимый с ветчинным королевством! Но кому этот дом должен достаться? Без трона — брат Люсьен. Но — боже! — император поставил условие: развод с простушкой Александриной Блешан. Куда там! Лучше, говорит, останусь всю жизнь частным лицом, чем изменю той, которую люблю. Кто бы из нашей семьи смог с достоинством представлять власть в любой державе, — наша третья сестра, Элиза. Но у нее свой принципат в Италии — Лукка. И как она им управляет! Ее герцогство стало государством муз и науки. Но это я так, к слову.
— И что же теперь? — Чернышев осторожно направил княгиню к главной теме.
— Что теперь? — повторила Полина. — Теперь нас, Бонапартов, ожидает самое страшное и непоправимое, что только может произойти, — мы своими руками должны будем облагодетельствовать своих врагов. Да-да! И не смотрите на меня так укоризненно, я знаю, что говорю: брат решил передать шведский трон пасынку Евгению, этим Богарне. Я знаю это от Гортензии — она-то в курсе дела. Ах, какая жалость — Каролина и Мюрат уехали в свой Неаполь! Мы бы вместе обязательно что-нибудь придумали. Ну, кому отдать целую страну, которая свалилась нам в руки, точно ее послало само небо? Хоть все бросай и поезжай сама. Но какие я стану принимать там ванны, разве что вместе с белыми медведями в Ледовитом океане, так, кажется, называется тамошнее море?
— Простите, ваше высочество, но теперь и мне не до шуток, — остановил ее Чернышев. — Вы сказали, что некому передать шведский трон? Осмелюсь заметить, что это не так. Помните, вы однажды признались мне, что есть кровная связь и есть дружба, которая ей — ровня.
В глазах Полины мелькнула внезапная радость, и она схватила гостя за руку.
— Мать Мария! Да вас послало мне само Провидение! Как же я могла забыть о Жане и Дезире? Ну да, князь Понтекорво — он же шурин Жозефа и, конечно же, нам, Бонапартам, родственник! Но как заронить эту мысль тому, от решения кого может зависеть успех? Брат не примет ничьих советов, скорее сделает наоборот.
— Полагаю, вы здесь не правы. Императору как раз будет лестно, что именно на маршала Франции, одного из лучших его сподвижников, падет выбор дружественной державы, хотя сам он в этом выборе не будет принимать никакого участия.
— Так кто же определит успех в таком случае?
— Шведская нация, ваше высочество, — сказал Чернышев. — От ее имени князь Понтекорво уже получил предложение. И сделал это специально прибывший из Стокгольма посланец — шведский офицер Мернер.
— Так что же вы мне, граф, сразу не сказали? — вспыхнула Полина. — Не наведи я вас на эту мысль, вы бы так до главного и не дошли. Или вы с этим ко мне и примчались, хитрец вы этакий?
— Осмелюсь признаться, вы правильно угадали мое намерение, — согласился Чернышев. — Не далее как вчера, перед отъездом Жана, Дезире и Испанской королевы в Пломбьер, я побывал в Ла Гранже, где от самого князя услыхал эту новость. Как я понял, прибывший офицер представляет самую могущественную в Швеции партию — блестящих гвардейских и армейских офицеров. Именно они остановили свой выбор на маршале Бернадоте, отдавая должное его доблести и благородству. Выбор, между прочим, окончательный и твердый. В этом уверен сам Жан. Но мне думается, что было бы далеко не лишним выбор самих шведов подкрепить мнением, исходящим от французской императорской семьи.
Княгиня в раздумье закусила губку и вновь сдвинула брови.
— Куда это я собралась? Ах да, хотела в Тюильри к Марии Луизе. Но нет, велю отложить, — и она схватилась за колокольчик.
— Если мне будет дозволено знать, — вкрадчиво начал Чернышев, — ваше высочество желают послать к этому шведу приглашение посетить ваше высочество нынче в вашем замке?
— Ах, что бы я делала без таких верных и умных друзей, как вы! — склонилась она к нему и на сей раз поцеловала в губы, как делала уже не раз здесь ночами. — Теперь я знаю, что вы — подлинный друг Жана и, конечно же, мой друг. Я приму этого шведа. А кто и что он?
— Барон. Я навел уже о нем справки. Вот вам название отеля, где он поселился, и его имя и звание.
— Хм, барон? — игриво повторила Полина. — Немецкий барон, кажется, у меня уже был. А вот что касается шведской знати… — Ну что ж, может быть, и он удостоится чести пополнить мою интимную коллекцию. Он, как и вы, — с севера. Но не печальтесь, мой друг, вы из северян были у меня все-таки первым.
— Надеюсь, первым и останусь? — в тоне игры подхватил Чернышев.
— А Жюль Канувиль, вы его не боитесь? — улыбнулась Полина.
— Он не в счет, поскольку ваш же соотечественник. К тому же что может произойти между нами? Только новая франко-русская война, — засмеялся Чернышев. — Но до нее, полагаю, еще далеко.
Тот самый Жомини
Как только Чернышев в начале восемьсот десятого года появился в Париже в новой должности постоянного представителя российского императора при императоре французском, Наполеон через Савари приказал в обязательном порядке принимать его в домах самой высшей знати.
Круг лиц, до которых относился сей рескрипт, начинался с членов императорской семьи, маршалов и министров и завершался генералами и видными чиновниками различных департаментов и ведомств.
Жест этот означал: несмотря на то, что император Франции породнился с империей австрийской, его союз с Россией неколебим и тверд. И как доказательство сего — почет и подчеркнутое внимание к посланцу и «интимному другу императора Александра», как определил Чернышева сам Наполеон.
Вот почему нашего героя в понедельник, например, могли видеть в салоне Наполеоновой сестры, во вторник — у Талейрана или начальника штаба Великой армии Бертье, в среду, положим, у известного маршала или генерала, в четверг или пятницу — у заезжего короля или герцога какой-либо вассальной державы.
После же пожара у Шварценберга, где так мужественно и благородно проявил себя флигель-адъютант русского царя, Чернышев, что называется, оказался в Париже подлинно нарасхват.
Не только именитые особы угощали им друг друга, но люди, имевшие о нем еще недавно весьма поверхностное представление, раскидывали сети, чтобы любыми средствами заполучить к себе на вечер высокопоставленного гостя, друга сразу двух императоров.
Зато уж те, с кем хотя бы однажды пересеклась его судьба, с гордостью числили его среди самых обожаемых и близких друзей.
Нет, то не о княгине Боргезе. Она, как понимает читатель, особая статья. Речь, допустим, о доме маршала Мишеля Нея. Надеемся, что читатель не забыл, как отважный русский атлет, прижимая к груди пребывавшую в обмороке мадам Ней, выносил ее из огненного ала.
