Анатолий Дроздов - Кондотьер Богданов
Сладостное безделье в постели прервал постучавший в дверь гридень. К богатырю просится какой-то купец, сообщил отрок. Богданов оделся и велел звать.
Это был Конрад! Богданов понял, почему ошибся гридень. Швейцарец облачился в русское платье: порты, свиту, нахлобучил шапку с меховой отделкой. Ни дать ни взять – купец с торга! Только лицо вытянутое, нездешнее. По всему было видать, что Конраду неловко: он смущенно улыбался и поклонился неуклюже.
– Рад видеть тебя, кондотьер! – сказал Конрад. – Зрав ли ты?
– Зрав! – засмеялся Богданов, обнимая швейцарца. – С чего вырядился?
– Привыкаю! – сообщил наемник. – Я теперь русский, и звать меня Кондрат.
– С каких пор? – изумился Богданов.
– Боярская старшина решила. Постановила принять меня в Плесков купцом, но не немцем, а русским. Посему и писать меня везде Кондратом. В награду за оказанную услугу дать мне в Плескове лавку, дом и освободить от податей.
– Ну и ну! – покачал головой Богданов. – Вот это дар!
– Я не ждал его! – сказал Конрад, он же Кондрат, смущенно. – Мы не так много побили немцев. Даже растерялся… Ульяна обрадовалась. Хочет перебраться в Плесков, я не против.
– А парни?
– Их звали остаться, но они сомневаются. Русские воюют конными, мы – пешими. К тому же здесь наделяют землями, парни привыкли к серебру. Думают идти в Ригу. Тамошний архиепископ с радостью примет победителей ордена, к тому же добрых католиков.
Богданов кивнул.
– Наша кондотта в силе! – напомнил Конрад.
– Побудьте, пока воротится дружина Довмонта! – попросил Богданов. – В Плескове мало воинов. Придут, можете уходить.
Конрад поклонился.
– Пойдешь с ними или останешься?
– Остаюсь! – сказал наемник. – Надоела война, с четырнадцати в латах. К тому же Ульяна беременна. Мы решили венчаться…
– Пускаешь корни? – обрадовался Богданов.
– Совет был добрым! – согласился Конрад.
– Приду на свадьбу! – пообещал Богданов, разгадав невысказанную просьбу.
– И Анна?
– Разумеется! Ульяну каждый день поминает!
– А Ульяна Анну!
– Судьба… – задумчиво произнес Богданов. – Думаю, ни ты, ни я не представляли, что так выйдет.
– Почему? – возразил Конрад. – У вас с Анной было видно…
Богданов поднял брови домиком.
– Вы так смотрели друг на друга! Украдкой, когда другой отворачивался. Но я-то видел! Мне много лет, кондотьер…
– Перестань звать меня кондотьером! – сказал Богданов. – Уговор с тобой кончается, и не в нем суть. У нас люди, воевавшие вместе, обращаются по имени.
– Постараюсь привыкнуть! – пообещал Конрад.
Прощаясь, они снова обнялись. Теперь Андрей сидел у окна, наблюдая за княжьим двором. Терем, где их разместили, занимал третий этаж, вид с высоты открывался замечательный. Ничего интересного внизу, впрочем, не происходило. Бегали слуги, проскакал конный гридень, видимо, посланный с поручением, поварята тащили к кухне откормленную свинью. Предчувствуя свою участь, свинья упиралась и визжала. Внезапно Богданов заметил за оградой толпу. Она валила к воротам, занимая всю улицу. Богданов встал и присмотрелся. Во главе толпы шествовали празднично одетые люди. Богданов узнал Негорада и нескольких бояр, чьих детей и близких он лечил. Рядом со старшиной вышагивал в парадном облачении настоятель Троицкого собора.
«Это они чего? – удивился Богданов. – К кому?.. Наверное, к сыну Довмонта, звать на княжество! – догадался он, но тут же засомневался: – Наследовать полагается старшему, а тот ушел с дружиной. В Плескове – младший. Избрали его? Конрад говорил про боярскую старшину, – вспомнил лейтенант. – Ясное дело, собиралась она не ради швейцарца, с ним решили попутно. Значит, к княжичу… Интересно, швейцарец знал? Мог бы сказать, купец новоокрещеный!..»
Неожиданно воздух перед Богдановым уплотнился, прозрачная, но прочная на вид перегородка встала за окном. Летчик с изумлением заметил, что внизу все замерло. Остановились, подняв ноги для шага, Негорад и настоятель, застыли с веревками в руках поварята, так и не дотащившие свинью к кухне, да и сама свинья лежала на спине, вытянув кверху ноги, которыми только что брыкалась. «Это что?» – изумился Богданов.
– Заждался меня? – спросили за спиной.
Богданов стремительно обернулся. На лавке в отдалении сидел старик в рясе. Полузабытое моложавое лицо… Старик смотрел на него сурово.
– Привет!.. – растерянно сказал Богданов.
– И я тебя приветствую! – звучным голосом сказал гость. – Так заждался?
Богданов кивнул.
– Ругал меня? Поносил словами срамными? – спросил старик. Ощущалось, гость настроился на нотацию. Только Богданов не собирался выслушивать.
– Зачем людей обманываешь? – спросил хмуро.
– Кого? – удивился старик.
– Княжну! Пообещал, что выйдет за меня!
– Я такого не обещал!
– Отроковица передала: «Прилетит Богдан, поцелуй его троекратно! Обретешь себе мужа!» Говорил?
– Говорил.
– Обманул!
– В чем? Я сказал: «Обретешь себе мужа!» Я не сказал: «Обретешь его мужем».
– Зачем тогда целовать?
– Ты намеревался ее убить. Забыл? Поцеловав тебя, княжна дала знать: она друг…
– Так! – перебил Богданов. – Не юли! Сделал девушку несчастной!
Гость заерзал на лавке.
– Еще неизвестно, с кем счастье… – пробормотал, насупясь. – Думаешь, ты так хорош?
– Обнадежил Прошу! Она плакала!
– Женские слезы – как вода! – сказал старик. – Покапают и высохнут. Сам-то чего не женился? Звала ведь? И по нраву была?
Пришла очередь смутиться Богданову.
– Ты виноват! – сказал, поразмыслив. – Обнадежил, она потребовала, а я не привык так…
– Я ни при чем! – заверил гость.
– Ага! – не поверил Богданов.
– Если хочешь знать, – рассердился старик, – сам надеялся, что княжну выберешь! Моя вина, что ты испугался? Чего попрекать? Пути Господни неисповедимы: пока ты медлил, тебя выпросили…
– У кого? – не понял Богданов.
– У Того, кто меня послал.
– А он кто?
– Как кто? – удивился гость. – Творец неба и земли, всего видимого и невидимого. Тот, кто создал этот мир и населил его людьми. Ты ведь читал Библию?
Богданов ощутил, как ноги ослабли в коленях. Усилием воли он собрался и глянул в окно. Там ничего не изменилось: люди во дворе и в шагавшей к хоромам толпе оставались в тех же позах. Богданов шлепнул себя по щеке. Шлепок вышел звучный, он ощутил боль. Гость смотрел на него сочувственно. Лейтенант на вялых ногах прошел к дальней лавке, сел.
– Он принял крест за людей, – сказал старик, – потому радуется, когда люди любят. Женщина твоя очень просила, сказала: готова умереть за тебя. Он ее испытал, она испытание вынесла… Ничего не понимаю в женщинах! – вздохнул гость. – Не знал их никогда…
