Силы и престолы. Новая история Средних веков - Дэн Джонс
Но хотя Клюни стала настоящим чудом нового монашеского мира, она была крайне далека от изначального аскетичного идеала реформированной бенедиктинской практики. Монахи, которым состоятельные клиенты щедро платили за неустанные моления о спасении души, носили одежды из тонкого полотна и хорошо питались. Сложные, тщательно продуманные и прекрасно исполненные богослужения были произведением сценического искусства. Возможно, у рядовых братьев болело горло от постоянных песнопений, но их руки не огрубели от тяжелого труда, давно перепорученного монастырским зависимым крестьянам. В стенах аббатства можно было найти богатейшие библиотеки, винные погреба, огромные коллекции святых реликвий в усыпанных драгоценностями реликвариях, а также собрания прекрасной живописи и скульптуры.
Клюнийские монахи были учеными. Их настоятели были святыми, но люди вокруг понемногу начинали роптать. История совершила полный круг.
Новые пуритане
Гуго Клюнийский достиг пика могущества, и порой казалось, что под его дудку пляшет почти вся Европа. Влияние Клюнийского аббатства – и личное влияние Гуго – не знало границ. В 1050 г. немецкий король и император Генрих III просил Гуго стать крестным его сына и спросил у него совета, как назвать ребенка. Гуго согласился на просьбу, хотя подошел к делу без особой фантазии: ребенок вырос и стал императором Генрихом IV. Когда нормандский герцог Вильгельм Бастард в 1066 г. вторгся в Англию и завоевал ее, он завязал переписку с Гуго и просил прислать ему монахов из Клюни, чтобы основать монастыри в его новых владениях. Французский король Филипп I, в силу образа жизни остро нуждавшийся в духовном руководстве, на склоне лет обратился к Гуго, чтобы расспросить его, как удалиться от дел и начать монашескую жизнь[432]. Гуго даже побывал в Венгрии и нанес личный визит королю Андрашу I. Кроме того, Гуго поддерживал тесные связи с Римом, где интерес к реформам, лежавший в основе успеха Клюни и в целом широко распространенный в монашествующих кругах, развивался и приносил новые плоды стараниями череды пап-реформаторов.
Главное место среди них занимал монах Гильдебранд, который провел детство и юность в Тоскане и Рейнской области, сделал карьеру в папской администрации и наконец, во многом благодаря неутомимому трудолюбию и пробивному характеру, в 1073 г. стал папой Григорием VII. Несмотря на очень разные темпераменты, Григорий и Гуго стали близкими друзьями, и их дружбе не могли помешать даже периодические политические разногласия. Их связывала глубоко укоренившаяся вера в необходимость совершенствования и упорядочения институтов христианской веры и горячее желание поместить церковь в сердце повседневной жизни западных королевств.
Яростное стремление Григория исправить церковь и установить папскую власть во всех христианских королевствах вызвало в Европе серьезные политические волнения. Когда Григорий начал войну с крестником Гуго, императором Генрихом IV (этот конфликт называют борьбой за инвеституру, поскольку он разгорелся из-за права светских правителей назначать епископов – от латинского investio, «облачаю»), Гуго оказался в каком-то смысле между двух огней. Он очень сочувствовал Григорию, но он сохранял дружелюбные личные и политические отношения с обеими сторонами конфликта. Гуго изо всех сил старался оставаться беспристрастным и несколько раз предлагал свои услуги в качестве посредника. Однако по большому счету все, что он мог сделать, – это оставаться в стороне от безобразной ссоры и надеяться, что со временем на сцену выйдут новые лица и обстоятельства, которые позволят решить проблему[433]. В конечном итоге так и произошло. В 1088 г. клюнийский монах Одо из Шатильона, бывший заместитель Гуго в Клюни, был избран папой Урбаном II. Его усилиями необузданная энергия, породившая спор об инвеституре, нашла выход в новом эксперименте – Крестовых походах, следующие двести лет игравших огромную роль в жизни монашества и вообще в западной истории. К ним мы вернемся в главе 8. А пока Гуго и Клюнийское аббатство столкнулись с иными трудностями.
В 1098 г., под конец четвертого десятилетия Гуго в должности аббата, небольшая группа недовольных монахов и отшельников из Молема в Бургундии решила вернуться к аскетическим первоосновам и найти место для поселения, где их община могла бы жить во всей чистоте и строгости бенедиктинского устава. Они выбрали Сито́ – в высшей степени непривлекательный болотистый участок примерно в 130 км к северу от Клюни, недалеко от Дижона – и основали там новый монастырь, постаравшись сделать свою жизнь в нем как можно менее комфортной (а значит, как можно более благочестивой). Под руководством первого настоятеля Роберта Молемского и английского реформатора по имени Стивен Хардинг монахи Сито вернулись к истокам: тяжелый труд, скудная пища, суровая обстановка, социальная изоляция, много молитв и никакого веселья.
Задним числом кажется вполне закономерным, что эта небольшая группа воинов духа, собравшихся в Сито (по латинскому названию этого места Cistercium их стали называть цистерцианцами) в конце концов похитила славу Клюни. Такова извечная история радикальных движений. Однако цистерцианский аскетизм (как и клюнийский в свое время) никогда не стал бы настолько популярным, если бы у движения не было яркого лидера. Путеводной звездой цистерцианцев стал богатый молодой бургундец по имени Бернард. Он родился около 1090 г., еще подростком вступил в орден вместе с парой десятков состоятельных друзей и вскоре стал новой суперзвездой религиозной жизни и мысли. В 1115 г. Бернард основал собственное цистерцианское аббатство в Клерво и завязал активную переписку со всеми людьми, с которыми когда-либо общался Гуго Клюнийский (и не только с ними). Среди его корреспондентов были папы, императоры, короли, королевы и герцоги, а также вольнодумные молодые священники и беглые монахини.
В 1140-х гг. Бернард, как мы увидим далее, стал рупором Второго крестового похода. Кроме того, он был инициатором создания военного ордена тамплиеров – рыцарей Храма. Гуго Клюнийский видел, как его сподвижник стал папой Урбаном II – Бернард Клервоский торжествовал, когда один из его протеже стал папой Евгением III. Если Гуго носил обычную черную одежду бенедиктинцев, Бернард облачился в цистерцианский белый цвет, символизирующий чистоту. И если Гуго представлял величие, чувственность и аристократизм бенедиктинского монашества, Бернард выступал за простую жизнь, в которой не было места искусству и философии, сложным обрядам и дорогостоящим архитектурным проектам. Из этих взаимоисключающих подходов в конечном итоге мог победить только один.
Бернард много лет переписывался с преемником Гуго в Клюни, знаменитым
