Малой кровью - Виктор Павлович Точинов
Ждать темноты или ухода немцев не хотелось. Тащиться тем же путем назад и искать обход хотелось еще меньше. Хотелось рискнуть, добежать до насыпи, благо карабкаться на нее не требовалось — «их» канава начиналась от оголовка здоровенной трубы, или даже от тоннеля, проложенного под насыпью.
— Надо кому-то сползать на разведку, — решил Гонтарь после короткого раздумья. — Проверить, нет ли решетки поперек этой норы (он кивнул на не то трубу, не то тоннель), и что за ней, тоже поглядеть. Если все в порядке, то поползем, и носилки волоком за собой потащим.
— Как тащить-то? Веревки нет подходящей...
— Как, как... как бурлаки на Волге, только ползком. Сладим лямку из погонов винтовочных и впряжемся.
План старшина предложил здравый и удачный, трудно было придумать что-то иное при таком раскладе.
И все же план никуда не годился, потому что немцы их уже заметили. Очевидно, в то время, когда они тешили себя надеждой, что канава все еще скрывает низко пригнувшихся людей, — фашисты углядели какое-то подозрительное копошение. И решили проверить, чем это может грозить. Четыре мотоцикла съехали с большака и покатили прямиком к ним. Все с колясками и пулеметами.
— Здрасьте-пожалуйста... — произнес Гонтарь растерянно.
Прятаться смысла уже не было, принимать бой — самоубийство, учитывая, какая сила скопилась на дороге. Повинуясь команде Гонтаря, они выскочили из канавы, побежали вдоль нее к насыпи. Не забыв про носилки, разумеется. Мотоциклисты сразу это заметили, наддали газу, двигатели взревели торжествующе, словно звери, почуявшие добычу.
Им надо было пробежать четверть километра. Мотоциклистам, чтобы выйти на расстояние действенной стрельбы, предстояло проехать вдвое больше. Учитывая разницу в скорости, на ровном открытом месте итог состязания был предрешен — и проигравшая команда не получит за второе место в забеге на грудь серебряные медали. Получит свинец в спину из четырех пулеметов.
Однако вмешался фактор, уравнявший возможности сторон: ограды, пересекавшие поле, делившие его на части. Мотоциклисты не могли катить по прямой, пересекали пастбище сложным зигзагом, вынужденные проезжать через ворота, сейчас распахнутые. А один раз даже пришлось спешиться, чтобы ворота отворить.
И заведомые аутсайдеры выиграли спринтерский забег-заезд! Первая, она же последняя пулеметная очередь прозвучала, когда победители по одному ныряли под насыпь. Палил пулеметчик в белый свет как в копеечку, срывал бессильную злобу.
Внутренний диаметр бетонной трубы был метра полтора, даже чуть поменьше. Люди прошли легко, и носилки пронесли, а мотоциклам с коляской не втиснуться. И на насыпь не въехать, слишком круто, опрокинутся. Мотоциклисты и их пулеметы вышли из игры.
Вопреки опасениям Гонтаря, решетка трубу не перегораживала. Зато на другой стороне поджидал совершенно неожиданный сюрприз: они увидели не лес и не поле, а вторую ветку железной дороги, на карте не обозначенную.
Впрочем, изумляться не стоило. По насыпи — свежей, еще не покрытой травой, — было видно, что этот отвод от главной ветки построен совсем недавно и на карты попасть не успел. Две ветки расходились в форме буквы «У», и курсанты с морпехами находились сейчас в промежутке между двумя верхними «палочками», до второй насыпи было метров семьдесят, не больше. А левее, метрах в двухстах, рельсы двух путей сходились воедино, и виднелась там крыша какого-то небольшого строения, очевидно, будки стрелочника.
Терять время было нельзя. Мотоциклисты не отвяжутся, найдут объездной путь.
Ко второй насыпи бежали напрямик, по кратчайшему расстоянию. К сожалению, трубу под ней не проложили. И вообще «их» канава перестала здесь быть единым целым, распочковалась на несколько совсем уж небольших канавок, расходящихся в разные стороны. Наверняка вся система была устроена, чтобы между двумя насыпями не скапливалась дождевая и талая вода, чтобы местность не заболачивалась.
Добежали. Вторая насыпь была значительно ниже первой, и не такая крутая, что стало удачей: подняться с носилками легче, а оставшиеся за спиной немцы не увидят вышедших на рельсы. И, вторая удача, за насыпью виднелись вершины елей, стоявших сплошной стеной. Спасительный лес совсем близко.
— Ты и ты, — ткнул пальцем Гонтарь в двух ближайших морпехов, — поднимитесь к рельсам, гляньте, что с той стороны. А ты, — обратился он Паше, — на пузо переворачивайся и со всех сил за край носилок держись. Не то назад соскользнешь.
Паша аккуратно, чтобы не потревожить больную ногу, выполнил приказ, а два бойца поднялись, один вышел к рельсам, завертел головой, второй чуть замешкался, свежий песок осыпался под его ногами, сползал по склону.
— Всё в поря... — крикнул было первый, но его перебили.
«Тра-та-та-та-та-та-та...» — простучал пулемет откуда-то слева, со стороны будки стрелочника. И тут же снова, чуть короче: «Тра-та-та-та».
Первый рухнул ничком на рельсы, упавшее его тело несколько раз содрогнулось от ударов пуль. Второй успел развернуться, начал сползать по склону, срывая с места маленькую лавину песка, съезжать, как дети скатываются на пятой точке с ледяной горки, — и вдруг как-то нелепо взмахнул руками, словно крыльями взмахнула желающая взлететь птица. Но не взлетел, завалился набок, и дальше уже не сползал, а катился кубарем.
Все застыло. Исчезли звуки и движения. Молчал пулемет. Неподвижно лежал скатившийся с насыпи боец. Второй, наверху, тоже не шевелился. Уцелевшие стояли, оцепенев, потрясенные несправедливостью судьбы — вот же оно, спасение, только руку протянуть... и на тебе.
— Пиздец, — сказал Гонтарь негромко, но в звенящей тишине услышали все.
— Готов, наповал, — сказал он несколько мгновений спустя, прижав два пальца к шее морпеха.
Пулеметчик их не видел, мешала складка местности. Они не видели его по той же причине, и не могли понять, прикатил ли туда, к стрелке, еще один мотоцикл — сразу, по
