Кирилл Кириллов - Булат
– Я! – усмехнулся Афанасий. – Вышло так, что я тут у них главным стал. Но это ненадолго, так что надо пользоваться, пока можем. А ты не знаешь, кто-нибудь из команды по-местному разумеет? Ну, из тех, взяли кого?
– Юсуф из Бидара как-то с ними объяснялся, но жив ли он, не ведаю. Я его дня три назад видел, когда на работы разводили.
– Вы не вместе ночуете?
– Нет, – ответил мореход. – Других, может, и вместе держат, а мы тут спим в шалаше, – он мотнул головой в сторону довольно большого сооружения из шестов и пальмовых ветвей. – Сырость кругом. Все рыбой пропахло, сил никаких нет терпеть. Бьют все время почем зря! – вдруг выкрикнул он.
– Успокойся, не время голосить, – осадил его Афанасий, поглядывая на деревенских, недоуменно прислушивающихся к разговору «князя» с рабом. То, что он общается с пленником на незнакомом языке, им явно не нравилось. – Давай, собирайся, и пойдем остальных искать. И ты давай, чего столбом застыл? – бросил Афанасий второму мореходу.
Тот, молодой еще, с пушком вместо бороды и усов, швырнул измазанную кровью острогу под ноги оторопевшему стражнику и кинулся к Афанасию, встал рядом. Потом хотел было вернуться, отвесить чернокожему пинка за все обиды, но мореход постарше удержал его.
Купец поблагодарил его едва заметным кивком головы и двинулся на следующую делянку, где могли оказаться пленные. Все были босиком, подолы замарать не боялись, да и вообще к такому делу были привычные. Журавлиный клин как бы вывернулся внутри себя и начал обратное восхождение на холм.
Добравшись до вершины, они свернули к широкой дороге, пьяной змеей исчезающей под пологом леса. Они ориентировались на странные звуки, вроде и похожие на стук топоров по дереву, а вроде, и нет. Были они глуше и раздавались как-то неровно, будто после каждого удара дровосек останавливался и передыхал, облокотившись на топорище. Продравшись через густые заросли, вышли на небольшую поляну, на коей в некотором отдалении друг от друга росли высокие пальмы. Верхушки их, кроме листьев, были увенчаны еще и огромными орехами.
Возле деревьев суетились люди. Иногда кто-то спускался вниз, оплетя руками и ногами шершавый ствол. Иногда кто-то забирался наверх, но большинство просто сидели на верхушках и палками сбивали орехи вниз. Падая, те и производили тот странный шум. Другие люди раскладывали их по большим корзинам и отставляли в сторонку, чтобы потом нести в закрома. Иногда им приходилось уворачиваться от летящих сверху плодов.
Увидев нового вождя, корзинщики замерли, кто где стоял, рискуя получить орехом по голове. Чтоб не допустить смертоубийства, Афанасий взмахнул рукой – продолжайте, мол, и внимательно оглядел делянку. Приметил на пальмах выцветшие на солнце рубахи. Конечно, кому, как не мореходу, к снастям и мачтам привыкшему, на пальму лезть?
Жестом он подозвал одного из телохранителей и ткнул пальцем в нужных ему людей. Тем же пальцем указал вниз и, заметив кровожадную радость в глазах телохранителя мягко покачал вверх-вниз открытой ладонью – не убивать, нежно спустить. Телохранитель кивнул разочарованно и побежал к деревьям. Постучал древком копья по стволам, замахал призывно, чтоб слезали. Афанасий тем временем подозвал уже найденных моряков.
– Ну что, тут Юсуф из Бидара? – спросил он того, который постарше.
– Так не разобрать, хотя… Вот тот, вроде, у которого чалма распустилась, – мореход указал на мрачного кряжистого детину, заворачивающего за ухо конец длинного полотнища.
– Отлично! Ты Юсуф? – спросил купец спрыгнувшего на землю морехода.
Тот в ответ с подозрением оглядел бывшего пассажира, наряженного поверх одежды в местную мантию.
– Ну, я, а что? – с вызовом ответил он и сплюнул сквозь зубы.
Телохранитель ткнул Юсуфа под ребра древком копья. Тот зашипел, выпуская воздух сквозь стиснутые зубы, и сложился пополам, а потом завалился на бок.
Афанасий жестом показал, что хватит, больше не надо, и склонился над корчившимся на земле человеком.
– Ты поосторожнее со словами, убьют не ровен час, а ты нам нужен еще.
– Кому «нам», зачем «нужен», ты вообще кто и почему в таком наряде? – спросил мореход, с трудом выговаривая слова.
– Я тут вопросы задаю, – сказал Афанасий сурово и добавил мягче: – Так вышло, что я тут князем местным заделался. Но это ненадолго, потому уходить надо, пользуясь моментом. Сейчас всех, кто с корабля, соберем да и двинем к побережью. Если хочешь, конечно. А то можешь и оставаться, смотрю, по пальмам лазать у тебя хорошо получается.
– Не, не, не, – пробормотал Юсуф. – Я с вами, конечно.
– Вот и ладно. А ты, говорят, по-ихнему разумеешь?
– Да не то чтоб… – прокряхтел Юсуф, поднимаясь. – Слов двести различаю. Слов сто произнести могу, так, чтоб они поняли. Самых общих. Есть, идти, спать.
– Ну, может, и хватит, – кивнул Афанасий.
– Для чего? – спросил окончательно оправившийся мореход.
– Потом расскажу, – отмахнулся купец. – Где остальные, знаешь?
– Человек пять вроде на охоту пошли.
– На охоту? – удивился Афанасий. – Кто ж их в лес, да без присмотра, да с оружием отпустит?!
– Брат мой родной с ними. Когда уходили, он мне шепнул, что их на охоту с собой берут, – пожал плечами Юсуф. – Больше ничего не знаю.
– Ладно, разберемся. А собственно, ты и разберешься. Ну-ка спроси у них, где другие люди с корабля.
– У кого?
– У кого, у кого? – всплеснул руками Афанасий. – Видишь, советник княжеский рядом стоит, – он указал на высокого мужчину в куцей мантии с костяными серьгами в ушах. – Вот у него и спроси.
– А… – Юсуф подошел к советнику. Приблизив лицо к его физиономии, произнес несколько слов на непонятном языке.
Советник отскочил от морехода, будто ему паука ядовитого показали. Виновато поглядел на Афанасия, ответил на том же языке и махнул рукой куда-то в лес.
– Говорит, – обернулся к купцу Юсуф, – да, на охоту пошли, куда-то туда. Куда, он точно не знает.
– Понятно. Что ж, подождем, пока вернутся. Спроси его, к ночи успеют?
Юсуф снова повернулся к советнику. Спросил. Выслушал ответ, задумчиво почесал под тюрбаном.
– Что говорит-то? – поинтересовался купец.
– Непонятно. Вроде как предупреждает, что не все вернутся обратно. Говорит, что он тут ни при чем. Испугался чего-то.
– Да уж, – Афанасий взглянул на советника, лицо у которого стало серо-зеленым, будто ее пеплом посыпали. Для белого это означало бы смертельную бледность. – Не нравится мне это. Так, – обратился он к Юсуфу, – скажи, чтоб все мамки и няньки в деревню валили к едреням. И вы с ними, – повернулся он к мореходам, что стояли поодаль. – Ждите там. А воины и ты, Юсуф, со мной. И гуся этого, – он ткнул пальцем в советника, – забираем. Пусть ведет.
