Синтия Хэррод-Иглз - Длинная тень
Здесь был и брат Ральфа, Кловис, – трудно поверить, но ему уже почти тридцать – и трое сыновей Ральфа и Аннунсиаты. Прибыли родственники и из Нортумберленда: Сабина, ее муж Криспиан и толстая, вечно задыхающаяся Анна. Этот брак оказался очень удачным, если не считать того, что был бездетным. Сабина дважды беременела, но оба раза доносить до срока не смогла, и с тех пор оставила всякие надежды. Она очень похудела, тогда как Криспиан, напротив, сделался круглым, словно шар. Казалось, его короткая шея совсем утонула в больших и рыхлых плечах. Из Сабины, как из рога изобилия, сыпались истории о замечательной жизни в Эмблхоупе – ей, очевидно, все еще нравилось быть королевой маленького королевства, где роль статс-дамы отводилась Анне, смотревшей на нее с обожанием.
А еще здесь была его сестра Кэти. Ральф не видел ее с того самого лета, когда убежал от Аннунсиаты, и с огорчением заметил, что за это время она очень сдала. Кэти была ровесницей Аннунсиаты, но выглядела как минимум лет на десять старше, притом, что никогда не была красавицей. Суровая жизнь в Шотландии и бесконечные похороны сделали ее серой и бесформенной. Кит выглядел, как обычно, хотя казался не совсем здоровым. С ними приехала их единственная оставшаяся в живых дочь, девятилетняя Хиро, чей брат-близнец умер лишь в прошлом году. Это была деликатная симпатичная девочка, и Кит смотрел на нее со смесью боли и удовольствия. Приехала и Арабелла, отпущенная по этому поводу принцессой.
Хьюго, в светло-голубом шелковом костюме и новом парике, несколькими тонами темнее его волос, торжественным звенящим голосом произносил брачную клятву. Масслдайн преподнес им кольца, толстые золотые кольца, украшенные бриллиантами, которые купил сам, наделав кучу долгов. Затем молодожены под звуки фанфар прошли к дверям часовни. Ральф поймал взгляд Аннунсиаты и понял, о чем она думает: без мессы церемония выглядела странно короткой и пустой. В этом он соглашался с ней, но невеста была протестанткой, а помня те ужасные времена, Масслдайн настоял на более короткой протестантской службе.
Но, хотя служба и была непродолжительной, праздник длился долго. После того как молодых положили в кровать в главной спальне, Ральф подумал: интересно, слышит ли Хьюго шум веселья, доносящийся снизу, или полностью поглощен собственным весельем с юной Карелии. Было уже поздно, когда все угомонились и разошлись по комнатам, кроме Ральфа, Аннунсиаты, Кловиса, Кэти, Кита и Арабеллы. Аннунсиата с Китом вспоминали детство в Шоузе, она рассказывала ему о планах реконструкции и модернизации дома, а Кэти, которая явно томилась желанием лечь в постель, слушала этот разговор с угрюмой настойчивостью, задавшись целью не оставлять Кита одного. Кловис и Ральф беседовали о лошадях, Арабелла с интересом прислушивалась к ним, но, наконец, и их разговор затих, и молчание заполнило комнату.
– Ну, что ж, может быть, пора спать, – не вполне уверенно сказала Аннунсиата, но оглядевшись, она изменила свое мнение. – Только сначала давайте чего-нибудь попьем, я умираю от жажды. Ральф, ты не попросишь чаю?
Мальчик, ожидавший у дверей большого салона, спал стоя, как лошадь, и Ральфу потребовалось некоторое время для того, чтобы разъяснить свою просьбу. Когда он вернулся в комнату, Аннунсиата разговаривала с Арабеллой.
– Ну, что, мисс? У меня не было возможности поговорить с тобой. Расскажи, нравится ли тебе Эдинбург.
– Ни капельки! – резко ответила Арабелла. – А вы ожидали, что я приду в восторг? Людей отправляют в ссылку не для удовольствия.
Ральф долго не мог забыть того, что произошло потом. Эпизод отпечатался в памяти с яркостью последних секунд перед началом шторма, когда мир еще тих, сдерживая дыхание перед вспышкой молнии. Арабелла, высокая, стройная, с огромной массой рыжих волос, обрамляющих белое лицо, словно языки пламени, внушала мысль об опасности. Ее шею украшали королевские изумруды, которые Аннунсиата позволила ей надеть по случаю такого события, и в свете зажженных свечей они сверкали, как зеленые кошачьи глаза. Дочь была настолько напряжена, что тетива лука не шла с ней ни в какое сравнение. Аннунсиата же казалась спокойной. Свечи забрали у ее платья все цвета, оставив только черный и белый. Его жена была по-прежнему красива, хотя и не так молода, – сильная своим авторитетом, с явными признаками королевской породы.
– Я не разрешаю разговаривать со мной в таком тоне, – сказала она. – Отвечай так, как подобает дочери, или...
– Или что? – прервала Арабелла. – У вас нет надо мной власти, вы уже сделали все, что могли, – оторвали меня от любимого и угнали в ссылку. Но даже вы не имели права так поступить с моей жизнью. Как еще вы хотите наказать меня?
– У меня нет никакого желания тебя наказывать, – сказала Аннунсиата, и хотя она была разгневана, этот разговор удивлял ее.
– Тогда зачем же вы меня сослали?
– Для твоего блага.
– Потому что вы ненавидите меня! – сама ответила Арабелла. – Да, миледи, я это знаю! И я тоже ненавижу вас, так же, как вы меня! Так же, как и она! – с этими словами Арабелла указала на Кэти.
Ральфу стало страшно, но он никак не мог понять почему.
– Арабелла, не надо, – попросил он и замер, потому что дочь повернулась к нему и закричала:
– Вы – дурак! Неужели вы и сейчас будете защищать свою так называемую жену? Разве вы не знаете, что она дурачила вас?..
– Нет, Арабелла, – сказал Ральф, обороняясь. Он не хотел этого слышать.
– Да, да. Она с большим удовольствием делала из вас идиота! Даже когда после суда он отвозил ей ваше послание! Очень удобно, не правда ли? – сказала она, поворачиваясь к Киту, побледневшему от ужаса.
– Арабелла, замолчи! – приказала Аннунсиата, но ее уже невозможно было остановить.
– А вы, – продолжала она, обращаясь к Кэти, – неужели вас не удивляло, почему его год за годом тянуло в Лондон? Что он там делал? Она дурачила всех вас! И об этом не догадывалась только я. Но вот молодой человек решил предпочесть ей меня, и она не смогла выдержать этого!!! Я забрала у нее одного из любовников, а она ревнива, как...
Речь Арабеллы остановила звонкая пощечина, которой ее наградила мать. От неожиданности на лице девушки нарисовалось удивление, пересиливающее боль и обиду. В гнетущем молчании, нависшем над всеми, Кловис взял Арабеллу за руку, осторожно, но твердо повернул по направлению к двери и вывел из комнаты. Лицо Кэти было перекошено от боли.
– Это правда? – прошептала она, глядя на мужа.
– Кэти... – вкрадчиво начал Кит.
– Это правда?!
Кит опять не ответил, а она, подумав, пробормотала, словно размышляя вслух:
– Это было на то Рождество, когда я только что родила. Надо думать, что мне следует быть благодарной тебе за то, что хотя бы рожала не одна – ты дождался его появления на свет. Когда наш малыш умер, ты был с ней в Лондоне. И потом тоже...
