Коре Холт - Конунг. Властитель и раб
– Не знаю, государь, заслуживает ли он.
Когда спускается ночь, они спят вместе, братья из Сокнадаля. Другой биркебейнер, имеющий несведенные счеты с Эрлендом, подкрадывается, чтобы нанести ему смертельную рану, хотя конунг дал Эрленду пощаду. Но ошибается и колет в темя Хельги. Тот вскакивает и бросается на брата. Но брат спит.
Хельги выживает. Но голову теперь держит криво, как новый Эрлинг Ярл.
Сказывали, что той ночью бонды из Сокнадаля гнали в горы одну женщину. Она подстрекала их вступить в бой на неверной стороне. Далеко в горах был водоем, где топили неверных жен, опозоривших своих мужей. Она следовала за ними без веревки на запястьях и щиколотках, гордая и до гробовой доски исполненная ненависти. Легко взбиралась на камни. Они запыхались – она нет, они поскальзывались – она нет. Внизу лежало и блестело озеро.
Они приговорили ее и просят снять юбку. Она снимает. Они просят снять сорочку. Она отказывается.
– Умереть я могу, но показываться нагой недостойным мужчинам не буду.
Тогда один говорит: я должен явиться домой без позора, принести что-то той, с кем делю стол и ложе. Она понимает, что ей не отвертеться, и стаскивает сорочку.
Они бросают ее, и она тонет. Говорили, что она крикнула:
– Привет от меня…
Остальное не успела, но они поняли, что привет предназначался Хельги.
Немногим из тех, кто доплыл до суши, была дарована пощада. Когда настала ночь, вдоль берега горят костры. Ночь дождливая, с моря надвигается туман. У костров сидят биркебейнеры и возятся со своими ранами. Башмачник из Сельбу вытащил наконечник стрелы и выжил. Еще не было времени сложить в кучу тела убитых. Один из наших уселся на труп воина конунга Магнуса. Втирает горячую смолу в рану на руке. Конунг проходит мимо и сгоняет его.
– Ты не должен бесчестить мертвых, – говорит он. Биркебейнер смотрит на него взглядом, полным изумления – в изнеможении сползает и умирает.
Конунг взбудоражен. Он всегда взбудоражен после битвы. Рядом с ним я – он вдруг обнимает меня и плачет. Я уже готов произнести: «Между нами все как прежде». Но молчу. Тогда говорит он:
– Аудун! Возможно ли, чтобы все было как прежде между нами?
– Конечно, – отвечаю я.
Мы поднимаемся на борт Марииного корабля, и впервые с тех пор как он запретил мне писать его сагу, я вновь чувствую тепло, исходящее от конунга Сверрира.
Мариин корабль направляется в Слиндвик, на другой берег фьорда. Когда светает, там собираются все биркебейнеры. Нас почти на восемьсот человек меньше, чем накануне. Воеводы пытаются посчитать, но они не очень-то сильны в счете. Конунг говорит:
– Возблагодарим Бога.
Еще не зная, сколько его людей прибрал к себе Господь, конунг благодарит всемогущего Сына Божия и деву Марию за одержанную победу. Голос его слабее, чем когда он обращался к ним перед битвой. Но в нем звучит доселе неслыханная красота и глубина, а в манере говорить – смирение конунга. Он замолкает. Спускается с палубы Марииного корабля и прыгает на землю.
Вдоль всего побережья собирают тела погибших. На волнах фьорда качаются лодки, люди время от времени достают трупы и волокут их на сушу. Стоит летний зной. Мертвецы не смогут долго пролежать на жаре, не разлагаясь. Но конунг хочет похоронить их в освященной земле. Нелегко перевезти столько трупов. Некоторые придется погрузить на струги. А иные навьючить на конские спины. Но по мере того как растут по берегам горы тел, конунг укрепляется в мысли освятить участок земли возле фьорда под кладбище. Находят перепуганного священника, который так заикается от страха, стоя пред очами конунга, что тот бранится и прогоняет его прочь. Подходит стражник и объявляет:
– Здесь один из людей конунга Магнуса, он хочет говорить с тобой, государь…
Один из людей конунга Магнуса?..
Это Николас, тот, кто сопровождал Магнуса и Орма в Нидарос на переговоры со Сверриром. Ты не трус, Николас. Ты никогда не был красавцем, низкорослый и кривой, но зато ты мудрый, отважный и хитрый. Знаешь, что Сверрир теперь единовластный конунг. Выбирай же: служить ему или умереть.
Николас не участвовал в битве. Его маленькая шхуна замешкалась в устье фьорда и не поспела вовремя. Вообразим, что конунг Сверрир пожелает помиловать как можно больше своих бывших противников. Ему могут пригодиться твои услуги, Николас. И ты знаешь это.
Конунг благодарит его. Говорит:
– Я не доверяю тебе и никогда не буду. Но покуда власть моя, твое дело – верность.
Священник Николас освящает участок земли под кладбище, и наши павшие недруги могут быть погребены.
В тот же день находят тела Магнуса и Орма Конунгова Брата.
Я долго стою и смотрю на тело Магнуса. Дивлюсь, что же было в нем такого, что народ любил его больше, чем Сверрира. Ведь он был слабым конунгом? Не всегда учтив, но зато красив – немного узкоплечий, с мягкими светлыми волосами. Особым умом тоже не отличался.
Думаю, чрезмерная мудрость Сверрира причиной тому, что народ не смог полностью признать его своим конунгом. У Магнуса при всем его ничтожестве было нечто понятное народу: его слабости – это и их слабости, а сильных сторон негусто у всех.
Следующей ночью мы с конунгом долго разговаривали. Он хотел отвезти тело конунга Магнуса в Бьёргюн и замуровать в стену Церкви Христа.
– Пусть все любившие Магнуса проходят мимо своего мертвого конунга и кланяются ему, – говорит Сверрир.
Непостижимое зрелище – армада боевых кораблей выплывала из фьорда с одним мертвым конунгом на борту и другим живым. Живой не ликует. Он теперь единовластный конунг страны. В последующие дни некоторые из наших воинов умерли, растратив силы в сражении.
В Бьёргюне горожане приветствовали конунга Сверрира пышной процессией. После этого достали тело конунга Магнуса, чтобы замуровать его в стене церкви.
Люди идут мимо своего мертвого конунга – падают на колени и целуют его, плачут и стенают при виде его, в рыданиях отходят прочь. Все это видит конунг Сверрир. И молчит.
Потом он говорит речь над телом поверженного врага. Временами в его голосе ненависть, реже радость, а в основном – достоинство. Но я-то знаю, что под каменным лицом бушуют штормы.
Теперь все стало как прежде между нами.
В усадьбе у хребта Фимрейти один бонд усердно делал лопату.
ВЛАСТИТЕЛЬ И РАБ
Я – Сверрир, человек с далеких островов, конунг Норвегии, властитель и раб. Когда я стоял на палубе Мариина корабля, глядя, как над Сокнадалем стелется дым, будто жаркая мгла из глубин ада, тогда мои люди отвернулись от меня. Эти трусы подняли плечи от страха, спрятали глаза, – и это они, кто должен благодарить меня за все. И я, конунг Норвегии, испытывал те же чувства, что и они. Да, в самой глубине души, за непроницаемой, ледяной внешностью, лежало нечто подобное. Будто по слову Господа Всемогущего: слабость, раскаяние пред Господом, вопросы о правом и неправом, сомнения, – и все это словно ступень между жестокостью и милостью.
