Татьяна Недозор - Северная звезда

«И никогда больше не увижу Николая!» – рвался наружу крик настрадавшейся души.

– Буду и в самом деле дожидаться Дмитрия. А может быть… – начала было, но запнулась.

Она хотела сказать, что, наверное, подаст прошение в Синод о расторжении брака, но промолчала. Зачем этому парню из арканзасских степей знать про тонкости бракоразводного процесса в далекой холодной России?

– Фред, мне бы не хотелось доставлять тебе еще новые беспокойства. В конце концов, ты приехал на Аляску за золотом. Ты не должен связывать себя со мной, я буду для тебя только обузой. Я не хочу ею быть. Кстати, куда ты думаешь направиться?

Парень задумался.

– Наверное, на Сороковую Милю. Может быть, вдоль Тананы. Я слышал, что… Но сначала я отвезу тебя в Доусон, мне надо убедиться в том, что с тобой все будет благополучно. Я дам тебе немного золотого песка, у меня есть.

Мария была тронута до глубины души.

– Фред, спасибо тебе, но я не могу взять у тебя золото. Оно тебе самому пригодится, тем более что сейчас зима. Я обойдусь, Дмитрий мне оставил немного, я думаю, его хватит до весны. В любом случае, если я буду жить у Китти, с голоду не умру.

– Но, Мэри… – Он хотел было возразить, но передумал и сказал: – Ладно. Я отвезу тебя в Доусон… И… не знаю, как сказать…

– Слова не так важны. Важно то, что в наших сердцах. Я буду помнить тебя, Фред.

Доусон оказался на редкость неуютным и холодным. Вдоль тротуаров тянулись не растаявшие еще с зимы грязные сугробы. Под ногами хлюпала жижа. Прямо посреди улицы были свалены кучи дров. В воздухе висел туман, в котором с дымом печных труб смешивался парок от дыхания людей и животных.

Прежде чем отправиться своей дорогой, Фред привез Марию к Китти. Они в изумлении стояли перед фасадом маленького барака, который недавно был салоном дамских причесок.

Он изменился до неузнаваемости. Чуть ниже прежней вывески висела другая, написанная маслом. На ней была изображена фривольная молодая дама, одетая по последней моде. Талия ее была неправдоподобно узкой, а бюст – невероятно пышным. Однако самой замечательной деталью её облика были волосы: медно-рыжая копна, уложенная в высокую роскошную прическу, была увенчана бриллиантовой диадемой, каждый камень которой художник выписал с необыкновенной тщательностью. Вывеска была огромной, по крайней мере четыре на шесть футов, и подчеркивала более чем скромные размеры фасада.

Надпись гласила: «“Принцесса Севера”, самые прекрасные девушки Юкона, виски – дешево».

Мария Михайловна на мгновение онемела перед дверью, чувствуя себя подавленно и угнетенно. А потом решительно постучала в дверь.

– Входите, открыто, – раздался голос изнутри.

Она толкнула дверь и вошла внутрь. В комнате было полным-полно девушек, которые, весело щебеча и смеясь, толпились вокруг стола, перебирая гребни и украшения, в беспорядке разложенные на нем. Они жеманно крутились перед зеркалами, обсуждая новые фасоны шляпок и платьев.

Перед ней мелькали напудренные лица, накрашенные губы, подведенные глаза, нарисованные карандашом, удивленно приподнятые ниточки бровей, локоны, разукрашенные атласными лентами, гребнями и фальшивыми бриллиантами.

Скоро Одинцова заметила и саму хозяйку. Та сидела на стуле среди всей этой кутерьмы в белой блузке и простой черной юбке. Китти носила изящные красные сапожки и самородок в пару унций на цепочке на шее. Волосы, как обычно, были забраны в высокую прическу, которая подчеркивала легкую смуглоту ее лица.

– Китти…

Смуглянка оторвалась от ожерелья, которое показывала девушкам.

– Мэри!

Не обращая внимания на любопытные взгляды девиц, забыв обо всем на свете, Маша бросилась к Китти и разрыдалась, уткнувшись лицом в ароматный шелк ее блузки.

– Китти… Мой муж… Дмитрий бросил меня, и мне… мне некуда идти.

Американка обняла ее и крепко прижала к груди. Потом хлопнула в ладоши, и девушки послушно вышли из комнаты, сдержанно хихикая и распространяя запах дешевого парфюма.

– Ну вот. Они ушли. Теперь мы можем поговорить.

Через час Китти уже знала все о её жизни, включая бегство Дмитрия от жены к золоту.

Всплакнув, она обняла подругу:

– Это горе надо пережить. Я знаю, ты сможешь.

Она сварила кофе, и подруги продолжили разговор.

– Да, я теперь хозяйка варьете.

Мария кивнула.

– Видать, удача решила, что свою порцию палок я получила. Мне везет. Деньги идут к деньгам… Ну и… один друг помог. Хочу вот прикупить хрустальные канделябры и соорудить новую сцену с бархатным занавесом. Одна эта вывеска чего стоит! Кстати, как она тебе понравилась? Я ее заказала у одного художника, которого сюда принесло за золотом. Ты, кстати, догадалась, на кого девчонка с вывески похожа? По-моему, получилось великолепно. Сразу бросается в глаза, мимо нее нельзя пройти, не заметив. Джеку она очень нравится. Он говорит, что парень из Чикаго, который её нарисовал, Джон Мэрин, когда-нибудь по-настоящему прославится.

Китти улыбалась. Маша не могла оторвать от нее глаз. Никогда прежде её зеленоглазая подруга не выглядела так обворожительно: ее лицо лучилось спокойной, уверенной красотой, тяжелая прическа подчеркивала сильную грацию ее фигуры.

– Мэри, ты не представляешь, как я рада тебя видеть. Мне ведь так одиноко. У меня здесь никого нет, кроме Джека.

Пожала плечами и продолжала уже другим, деловым тоном:

– Ты, наверное, удивишься, когда узнаешь, сколько хлопот доставляет управление таким бизнесом.

Купеческая дочь смутилась. Эти переходы американцев от самых буйных эмоций к деловой прозе жизни не переставали её удивлять.

– Китти, скажи мне, ты довольна, тебе нравится быть хозяйкой… заведения? Неужели это то, о чем ты мечтала?

– Да, – уверенно кивнула смуглянка. – Я хочу делать деньги. А варьете очень прибыльное дело. Пока, во всяком случае. Поговаривают, что скоро «золотая лихорадка» пойдет на убыль и тогда Доусон опустеет. Но до того я хочу сделать все, чтобы на память об этом времени мне остались не только хрустальные бра да старый рояль, а еще и кругленькая сумма в банке. – Китти с оттенком печали улыбнулась. – Ну и Джек. Он тоже останется со мной.

– Но как же…

– Не волнуйся за меня, Мэри. Я ведь сама решила отправиться на Аляску. Я вообще привыкла делать то, что мне заблагорассудится.

Гостья уже совсем было собиралась уходить, как вдруг её подруга кое-что вспомнила.