Кирилл Кириллов - Земля ягуара
— Теперь, кабальерос, перейдем к более серьезным делам. Вы знаете, что вчера в Вера-Крус прибыл корабль с Кубы. Командует им Франсиско де Сауседо, прозванный Pulido[26]. С ним прибыли Луис Марин и десять солдат. Они рассказали, что Диего Веласкес получил назначение аделантадо Кубы, соизволение торговать где и как угодно, а также по своему усмотрению основывать новые города. Все это, конечно, немало подняло дух его сторонников, явно приунывших после неудачной попытки сбежать. Еще один корабль показался на горизонте и, несмотря на костры, флаги и другие призывы, не стал приставать к берегу. Разведка узнала, что теперь он вернулся и пристал западнее, в полутора сутках пути отсюда. Видимо, они собираются основать там город. Над нами висит постоянная угроза нападения несметных полчищ мешиков, иметь в тылу такую опасность никак нельзя. Нужно что-то с этим делать.
— Жаль тратить на них время. Нужно быстро ударить по Мотекусоме и вернуться победителями! — загорячился де Альварадо. — Пока они этого не ждут. Соберем индейцев тысяч пять и вперед!
— Вперед-то вперед, — урезонивал его де Ордас. — А уйдем мы со всем войском, так эти тараканы объединятся, поднимут мятеж, захватят корабли, добычу погрузят, и только их и видели.
— А может… — начал Ромка и замолчал, смутившись.
— Да, дон Рамон? — спросил Кортес, явно благоволивший в последнее время вострому умом молодому человеку.
— Может быть, нам вывести корабли из строя? Снять с них все ценное и сжечь или разобрать.
— Слыханное ли дело? — возразил Хуан де Эскаланте. — Остаться на чужом берегу!
— Это наш берег, — оборвал его Кортес. — Эти земли под властью испанской короны, и так будет во веки веков.
— Я тоже против порчи кораблей, — вставил де Агильяр.
— А я за! — перебил его Альварадо. — Сидеть здесь смысла нет, а отправляться в поход, зная, что эти крысы в любой момент могут сбежать, — не дело.
— И я за, — сказал де Ордас. — Мне нравится предложение сеньора Вильи.
— И мне, — добавил Меса.
Франсиско де Монтехо и Алонсо де Авила просто кивнули.
— Значит, решено. Оставляем только лодки, — проговорил Кортес. — Сеньор Эскаланте, снимите с кораблей все ценное, вплоть до палубных гвоздей, и до прилива посадите их на мель. Океан за сутки сделает то, на что у нас уйдут недели. Матросов покрепче в армию, слабых — в гарнизон.
Высокий мужчина в жемчужно переливающемся плаще бежал за другом и напарником, который ломился сквозь заросли, обдирая лианы, отталкивая ветви и легко перемахивая через поваленные стволы. Вдруг он дернулся, опрокинулся, мелькнула в воздухе черная грива, и мужчина с удивлением обнаружил, что смотрит в темные раскосые глаза своего спутника, находящиеся как раз на уровне его лица. Через мгновение он сообразил, что степняк висит в воздухе на толстом канате, оплетающем его массивную ногу.
«Ловушка!» — подумал человек в плаще, и рука его потянулась к кинжалу.
Стиснув зубы, Ромка выбивал гудящими ногами пыль из дороги на Семпоалу. В животе парня камнем лежала наспех пережеванная полусырая курица, запитая ледяной водой из ключа, а в кармане шуршала бумага с личной печатью Кортеса, переданная капитаном Эскаланте и гласившая, что дону Рамону де Вилья надлежит явиться со всем отрядом в столицу тотонаков не позднее сегодняшнего полудня. До срока оставалось несколько часов.
Он догадывался, что готовится что-то важное, скорее всего, поход на столицу мешиков, и опаздывать не след, но и подгонять изнуренных солдат тоже не хотел. Хорошо, что им не пришлось нести с собой никакой клади. Солдат отягощали только доспехи и оружие. Кирасы, марионы, копья, аркебузы, арбалеты и мечи за несколько месяцев, проведенных на континенте, стали чем-то вроде частей тела, продолжением головы, рук, ног.
Ромка посмотрел на свои разбитые запыленные калиги[27], которые он сделал из ботфорт, обрезав неудобные раструбы, и вздохнул. Скоро ему, как и многим другим, придется самому тачать альпаргаты[28].
Величественные стены столицы росли на горизонте. Почуяв возможность хотя бы немного отдохнуть, солдаты приободрились и прибавили ходу.
Однако отдых явно откладывался. За стенами творилось неладное. Недобрый гомон толпы был слышен далеко за городской чертой. Добавить пушечную канонаду, и будет не отличить от звуков уличного боя в Санта-Мария-де-ла-Витториа.
Неужели толстый касик, столько раз клявшийся в вечной дружбе, поднял восстание и тучи злобных туземцев осаждают последнее прибежище конкистадоров? Если основные силы перебьют, захватят орудия, то и Вера-Крусу недолго стоять на этой земле. Не отдавая никакого приказа, даже не очень понимая, что делает, Ромка побежал. Сзади затопотали солдатские сапоги.
Мирослав поравнялся с Ромкой и пристроился плечо в плечо, спиной удерживая самых ретивых и выравнивая бег. Через пятнадцать минут они были под сводом ворот, распахнутых настежь, через двадцать — в устье улицы, ведущей на главную площадь.
Вывернув из-за угла последнего дома, Ромка остановился. За многотысячной толпой индейцев, заполонившей почти все свободное пространство, виднелись боевые порядки испанцев. Они выстроились у основания пирамиды храма короткой дугой, суровые, насупленные, с оружием наголо. По бесконечным ступенькам храмовой лестницы поднималось несколько десятков конкистадоров во главе с неутомимым Альварадо.
Перед сомкнутым строем на последнем островке свободного места в колыхающемся людском море схлестнулись в горячем словесном поединке два человека. Высокий Кортес журавлем нависал над низеньким бочкообразным касиком. Тот, подпрыгивая и брызгая слюной, грозил и одновременно умолял капитан-генерала не губить их идолов, не позорить Семпоалы, сулил погибель и испанцам, и своему народу. Кортес громовым голосом поносил тотонаков за варварство, глупое упрямство и неверие. Несколько раз в его словах проскакивал намек на угрозу со стороны Мотекусомы. Агильяр и донья Марина старательно переводили эти потоки словес. Постепенно голос касика делался тише, и вот он смирился.
Кортес воздел руки к небу и резко опустил их через стороны, отчего на мгновение сделался похож на фигуру Спасителя на кресте, подавая сигнал к началу. Сверху раздался грохот, и на мостовую посыпались каменные статуи. Были они страшны лицом и уродливы телом — не то люди, не то драконы, величиной то с годовалого быка, то с человека, то не более собаки, бились с грохотом и треском, подобным ружейному.
Острые осколки хлестнули по кирасам и шлемам. Солдаты отпрянули, пряча лица. Индейцы замерли, не в силах поверить в увиденное. Вой и плач наполнили округу. Жрецы подпрыгивали и что-то кричали, наверное, молясь, чтобы повергнутые идолы не мстили за надругательство. Толпа надвинулась на строй конкистадоров. Засвистели камни и копья.
