Иван Алексеев - Западня для леших
Кроме дьякона, Дымок, к своему удивлению, увидел в кабаке Михася, который встал навытяжку при виде вошедшего начальника.
– Михась, ты что здесь делаешь? Почему не в десятке на прочесывании? – строго спросил сотник.
– Брат сотник, разреши обратиться, – глухим и бесцветным голосом произнес Михась.
– Разрешаю, – уже менее строго произнес Дымок, понявший по тону и потемневшему лицу Михася, что тот не просто так нарушил воинскую дисциплину.
– Опричники вырезали всю слободу, убили Степу, который один против них бился, нас на подмогу звал. Можно ли извергов этих, русский народ терзающих, и далее безнаказанными оставлять? Да они хуже любых ханов! Прикажи, сотник, я с ними за слободку, нам в охрану доверенную, да за друга, за стража московского посчитаюсь.
Дымок растерялся, не зная, что ответить бойцу. Каждый в отряде знал наказ митрополита – не способствовать расшатыванию центральной власти, едва окрепшего самодержавия, собравшего раздробленную Русь, не ввергать родину в смуту и мятежи. Но в словах Михася была та простая и горькая вечная человеческая правда, перед которой меркнут все наиважнейшие государственные интересы.
Кирилл открыл глаза, но молчал, не вмешиваясь, ждал ответа начальника отряда. Повисла томительная пауза. Внезапно раздался приближающийся топот копыт, характерный скрип и грохот, который сопровождал движение огромной боярской колымаги. Дверь отворилась, и в нее, низко нагнув голову в высокой шапке, едва протиснулся отец-боярин Ропша, одетый, как положено, в громоздкую роскошную шубу. Все присутствующие сразу же поняли, что произошло нечто экстраординарное.
– Мне выйти? – спросил начальников Михась.
Дымок открыл было рот, чтобы сказать «да», но Ропша, увидев Михася, неожиданно произнес:
– Ты ведь и есть Михась? – И после утвердительного ответа бойца скомандовал: – Тогда останься!
Боярин сел на лавку рядом с Кириллом, Дымок и Михась продолжали стоять.
– Только что удостоен я был чести невиданной, – начал Ропша, не дожидаясь вопросов. – Заехал ко мне в усадьбу не кто иной, как сам царев любимец, первый сановник государственный, Басманов-старший, что само по себе удивительно. А еще боле удивительно, что заехал он лишь для того, чтобы передать мне приглашение, как приказ звучащее, для дружинника Михася. Зван сей дружинник сегодня вечером во дворец на пир царев с его опричниками приближенными. Явиться приказано одному и – упаси Бог! – без какого-либо снаряда огнестрельного, коего царь терпеть не может, и вообще без брони и оружия: ведь не к врагам лютым, а к друзьям искренним за храбрость и усердие в дозорах проявленное приглашен.
– Занятная новость! – с изумлением произнес Кирилл и обратился к Михасю: – За какие такие особые заслуги, брат дружинник, ты к государю в милость попал?
– Думаю, что Степа сегодня перед смертью мое имя произнес, когда подмогу звал, сказал гадам, что я за него отомщу! Вот и хотят они над ним – мертвым – еще понадсмехаться: дескать, вот твой заступник у нас в ногах ползает, пощаду вымаливает! – выпалил Михась звенящим от возбуждения голосом.
– А что, – после некоторого размышления произнес Кирилл. – Похоже, верно мыслишь, головной. Однако пора тебе в десятники! Что думаешь, Дымок?
– Я бойца своего на расправу и верную гибель не пошлю! – жестко ответил сотник.
– Можно, конечно, сказать, что Михася мы гонцом в северные вотчины свои направили, – предложил Ропша. – Да только не выход это, любого другого они для потехи себе потребуют: с некоторых пор у царя развлечение любимое – людей на пиру убивать издевательски!
– Начальники дорогие, – буквально взмолился Михась. – Пустите меня на пир этот проклятый! Мне ж не в первой, что меня убивать будут! Отомщу за Степу, завалю хоть нескольких тварей, его убивших!
– Ты, боец, лишних слов не произноси, – сурово одернул его Дымок.
– Погоди, сотник, – перебил начальника отряда Кирилл и, как бы размышляя вслух, продолжил: – Если Михась пойдет на пир в одиночку и без оружия… Ведь дракой, по хмельному делу учиненной, никого у нас не удивишь. Ну, выпили молодцы, схватились на кулачках, кто-то помер нечаянно… Обычное происшествие, без коего ни один честной пир не обходится, и никаким покушением на самодержавие да на царя-батюшку тут и не пахнет!
Михась, услышав слова отца дьякона, не выдержал и дал волю чувствам. Он испустил нечленораздельный вопль, его лицо исказила оскаленная улыбка, из глаз брызнули слезы. Он стоял, потрясая до боли сжатыми побелевшими кулаками, и плакал, не стесняясь присутствующих.
Дымок взглянул на бойца с сочувствием и одновременно с некоторым осуждением. Инстинкт опытного командира, ответственного за чужие жизни и смерти, пересилил, и он подчеркнуто жестко обратился к Кириллу:
– Отец дьякон, может быть, лучше вместо Михася отправить туда кого-нибудь из твоих особников, кои похладнокровнее да поопытнее?
Михася будто окатили ушатом ледяной воды. Он застыл, не веря своим ушам. Кирилл покачал головой:
– Нет, командир, я уверен, что Михась справится лучше. Там будет открытый затяжной бой, а это как раз его стихия.
Михась, окончательно пришедший в себя, поблагодарил дьякона одним лишь взглядом, поскольку, в нарушение субординации, он и так наговорил много лишнего в присутствии высших воинских начальников, да еще без их разрешения.
– Хорошо, согласен, – сказал Дымок и обратился к Ропше: – Отец боярин, спасибо за принесенное известие. А теперь попрошу тебя вернуться в поместье, ибо в нем и так уже людей самая малость осталась, в случае нападения серьезного, боюсь, трудно там придется!
Ропша согласно кивнул, поднялся с неожиданной для его неуклюжего вида легкостью, намереваясь покинуть кабак, но Кирилл опять вмешался в распоряжение начальника отряда:
– Извини, командир! Ропша, погоди малость. Времени у нас в обрез, а боярин расположение внутреннее дворца знает. Да и вы оба там бывали. Давайте-ка вместе сядем, да план операции, как Михася с пира этого поганого живым вывести, обсудим.
Он разложил на столе большой чистый свиток, достал из поясной сумки гусиные перья, чернильницу. Все расселись вокруг стола. Михась хорошо разглядел и запомнил фасад дворца во время ожидания Дымка и Ропши, посещавших царя, поскольку он прикидывал тогда, как будет прорываться к ним в случае попытки их задержания, и возможные способы отхода через окна, балконы и крыши. Ропша и Дымок набросали внутреннее расположение тех помещений, в которых им довелось побывать. Около часа они подробно обсуждали возможные варианты развития событий, действий Михася в основном бою и при прорыве, а также порядок внешней подстраховки за пределами дворца. Когда план был окончательно выработан, Ропша немедленно выехал в усадьбу, а Дымок отправился контролировать действия отряда по оцеплению и прочесыванию. Перед уходом он задержался в дверях, повернулся к дьякону и спросил с едва заметным волнением:
