Восстание (ЛП) - Скэрроу Саймон
Они стояли в таблинии старшего центуриона, рядом с садом. Последний молчал теперь, когда Светоний и его офицеры удалились на ночь.
- Мы все это сделаем, - сказал Катон, прежде чем его внимание переключилось на Гитеция. - Ты уверен, что хочешь присоединиться к когорте? Ты можешь взять свою лошадь и все ценные вещи, которые сможешь унести, и поехать на север, чтобы найти убежище в Деве, пока восстание не закончится.
- Я мог бы, но не буду. Я прожил долгую жизнь. Хорошую жизнь. Но с тех пор, как Альбия умерла, у меня такое чувство, будто я отсчитываю дни до тех пор, пока мы не воссоединимся в тенях. Гитеций подошел к сундуку, где хранилось его армейское снаряжение, достал гладий и вытащил его из ножен. - Он лежит тут уже пятнадцать лет. Купил его на аукционе, принадлежавшем офицерам подразделения, уничтоженного в первые дни завоевания Британии. Это прекрасное оружие, хорошо сбалансированное и с острым лезвием. Кажется, стыдно оставлять его пылиться здесь, когда ему можно было бы найти хорошее применение, - он вложил клинок в ножны и положил его на маленький столик, затем достал из сундука еще несколько предметов: нагрудник и наплечник, портупею с фалерами, шлем, поножи и наручи.
- Ты уверен, что справишься со всем этим? - спросил Макрон, пробежавшись глазами по худому телу собеседника.
Гитеций взглянул вверх. - Я прекрасно справлюсь, пошел ты к Плутону.
Во время их разговора взгляд Катона был прикован к мечу, а теперь он указал на оружие. - Не возражаешь, если я взгляну?
- Угощайся.
Он вытащил оружие и поднес его к лампе, висящей на настенном кронштейне. Рукоять была обтянута кожей, а ножны и их навершие были украшены знакомыми узорами. Но именно клинок привлек его наибольшее внимание, и, конечно же, выгравированная фраза, которую он искал, все еще была отчетливо видна на блестящей поверхности. Он улыбнулся и несколько раз взмахнул мечом, чтобы проверить его вес и баланс, и обнаружил, что он так хорош, как сказал Гитеций, и был ровно таким же, каким он запомнил его много лет назад. Он вложил его обратно в ножны и положил на стол.
- Я знаю этот меч.
Гитеций с удивлением оглянулся.
- Действительно?
- Раньше он принадлежал центуриону Второго легиона по имени Бестия. Ты помнишь его, Макрон?
- Этого человека трудно забыть. Был крепким, как старые калиги, и хорошо обучал своих людей. Хорошо с тобой поработал, учитывая, что на первый взгляд ты был не самым многообещающим из новобранцев. Насколько я помню, он умер от ран, полученных в бою, вскоре после того, как легион высадился в Британии.
- Верно, - кивнул Катон.
- Значит, о происхождении меча меня обманули, - сказал Гитеций.
- Нет, это точно он, у него история такая, - ответил Катон. - Бестия передал меч другому человеку по своему завещанию. Легионеру на то время. Позже в ходе кампании его повысили до центуриона, прежде чем его подразделение было опозорено и приговорено к уничтожению.
Макрон издал тихий свисток. - Этот меч, который он дал тебе, не так ли?
Катон кивнул.
- Трахни меня, как наш мир тесен.
- Это твой меч? - Гитеций поднял оружие и с любовью посмотрел на него.
- Был, но ненадолго.
- Тогда я должен вернуть его. - Он хотел было предложить его Катону, но тот поднял руку.
- Нет. Ты носил его при себе гораздо дольше, чем я когда-либо. Сохрани его и сделай честь его бывшему владельцу.
- Благодарю, я сделаю так. За нас обоих.
Внезапно Катон не смог удержаться от того, чтобы откинуть голову назад и широко зевнуть, от чего у него хрустнула челюсть. Он улыбнулся в извинении. - Мне нужно немного поспать.
- Иди. Увидимся с первыми лучами солнца, когда я присоединюсь к твоему отряду. Мне нужно потратить некоторое время, чтобы попрощаться со своим домом. И мне нужно будет спрятать могилу жены. Я бы не хотел, чтобы враг осквернил ее.
- Хочешь, чтобы я помог с этим? - предложил Макрон.
- Нет. Благодарю, но нет. Возможно, это мой последний шанс побыть рядом с ней в этой жизни. Кроме того, похоже, тебе самому тоже нужен отдых. Иди, со мной все будет в порядке.
Оставив Гитеция одного в таблинии, Катон и Макрон покинули виллу и вернулись к позициям Восьмой когорты. Луна над головой освещала темный пейзаж, а звезды пронзали ночное небо. Тысячи людей, сгруппировавшись в островки, спали или отдыхали под открытым небом, и шел какой-то приглушенный разговор, перемежаемый случайным плачем младенца или рыданиями какой-нибудь безутешной души, скорбящей об утраченном или мрачных перспективах на будущее. Многие не ели по крайней мере целый день, и Катон почувствовал укол вины за щедрый пир, которым он и другие офицеры насладились ранее.
Макрона не беспокоили такие угрызения. Он чувствовал себя помолодевшим благодаря ванне, бритью, свежему гардеробу и снаряжению, которое любезно предоставил Гитеций. Безмятежность ночи только добавляла ему хорошего настроения, пока он не вспомнил о матери. Но он ничего не мог с этим поделать, кроме как молча поклясться, что она будет отомщена.
Убедившись, что Туберон имеет достаточное количество людей для первой ночной вахты, два офицера уселись возле своих седел, натянули плащи и попытались заснуть. Макрону, как обычно, удалось быстро это сделать, как это было присуще ветерану, и он зашелся ритмичным храпом. Катон медлил, его мысли были сосредоточены на Луции и Клавдии и на горячей надежде, что они благополучно доберутся до Галлии. Увидит ли он их когда-нибудь снова, по всей вероятности, решится в течение следующих пяти или шести дней.
Старый армейский девиз – «смерть или победа» никогда не был более, чем уместен.
*************
ГЛАВА ХХ
На следующий вечер колонна достигла Веруламиума, сумев увести с собой большую часть мирных жителей. Тех, кто не поспевал, посадили на повозки, даже если это означало, к их вящему гневу, освобождение от имущества владельцев повозок. Когда на повозках уже не было места, Катону пришлось ожесточить свое сердце к тем отставшим, которым нельзя было помочь. Они остались позади, и их отчаянные крики эхом раздавались в ушах солдат еще долго после того, как они затихали вдали. Никто не сомневался в судьбе, которая их ждала, когда повстанцы их нагонят.
К голоду предыдущих дней добавились муки жажды. Солнце палило с безоблачного неба, и липкая, удушливая пыль поднималась вдоль дороги, застревая в горле и глазах. На маршруте не было рек, а было всего несколько ручьев, и вода быстро стала почти непригодной для питья, поскольку илистые русла были взбаламучены. Времени идти дальше в поисках еды и питья не было, поскольку враг не отставал от колонны более чем на пару километров. Достаточно близко, чтобы те, кто находился в тылу, могли видеть вдалеке фигуры мирных жителей, которых сбивают с ног и убивают, когда их настигали. Дважды центурион Туберон просил разрешения послать турму обратно по дороге, чтобы отогнать бриттов и дать отставшим шанс догнать их. Катон резко отказал ему. Строгое требование Светония ставить жизни своих солдат выше жизней мирных жителей не оставляло ему выбора в этом вопросе. Холодный разум оправдыв осторожность наместника. Неравенство в размерах противоборствующих армий ставило во главу угла жизнь каждого человека, находившегося под его командованием.
