Густав Фрейтаг - Инго и Инграбан
– И Инграму угодно поклясться в этом?
Инграм положил два пальца на рукоять меча и произнес слово: «Клянусь!», а старик весело засмеялся.
– Слово ваше ценится на границах наравне с товаром.
Они прошли через двор и у ворот старик кликнул некоторых из праздно бродивших воинов. Они немедленно прибежали, полагая отправится за чужеземцами, но старик просто отослал их подальше.
С холма они спустились на деревенскую площадь, на которой, близ пруда, стоял длинный, подобный амбару дом, предназначавшийся для совещаний общины. Старик отворил низенькую дверь и Инграм поспешно вошел в мрачное помещение.
– Вальбурга! – вскричал он.
Из одного угла раздались два голоса:
– Сюда!
На соломе, выстилавшей пол, послышался шорох, и два белокурых мальчика, обхватив колени Инграма, жалобно зарыдали.
– Где сестра? – глухим голосом спросил Инграм.
– Ее увели к Ратицу, на гору.
Зубы Инграма заскрипели, кулаки сжались, но он бросился на колени возле мальчиков и обнял их. Горячие слезы полились на кудрявые головы рыдавших. Между тем, посреди помещения зазвучали торжественные слова: «Придите ко мне все нуждающиеся и отягченные, говорит Господь». Лучи света падали через отворенную дверь на кроткое лицо юноши, и оно сверкало состраданием и воодушевлением, словно лик ангела.
Женщины и дети столпились вокруг монаха. Некоторые из них рыдали, падали ниц перед ним, иные приподнимали вверх малюток, чтобы он благословил их. Даже язычницы внимали словам его с клоненными головами и сложенными руками. Он произносил священные слова и громко молился. В помещении было тихо, слышались лишь рыдания женщин и стоны детей. Готфрид подходил к каждой женщине отдельно, благословлял ее и тихо читал молитвы. Наконец подошел старик и сняв шапку настоятельно попросил:
– Не хочешь ли отправиться за мной, чтобы не гневался на нас Ратиц?
Готфрид подошел к Инграму и тихонько дотронулся до его плеча.
– Где женщина, которую ты ищешь?
– В хижинах хищника, – последовал печальный ответ.
– Так пойдем, чтобы и она получила привет моего Господа.
Инграм с трудом поднялся, отряхнул с себя плачущих мальчиков, а Готфрид подвел их к одной стоявшей на коленях христианке и сказал:
– Что сделаешь ты для них, то сделаешь и для Господа.
Готфрид направился к выходу, но неутешная толпа окружила его, протягивала к нему руки и хватала за платье, стараясь удержать. Помогли лишь приказания старика и плеть, которой он разогнал страждущих.
Быстрыми шагами мужчины поднимались на холм.
– Я должен поговорить с христианской девушкой, находящейся во дворе Ратица, – сказал Готфрид. Старик покачал головой, но монах продолжил:
– Не мешай мне, мне так приказано.
– Я подвергнусь гневу моего повелителя, – произнес седобородый сорб.
– Я удвою твою плату, – сурово сказал Инграм. – Не думаешь ли ты, что мы похитим девушку из хижины?
Старик улыбнулся, кивнул головой и провел их вдоль окраины холма к месту, где под защитой вала стояло несколько низеньких соломенных хижин.
– У Ратица двадцать жен и у одной из них живет чужеземка. Очень может быть, что в скором времени он построит ей новую хижину, если только она не опротивеет ему.
Инграм отворил дверь, но входить медлил.
– Ступай вперед, – шепнул он монаху.
Из хижины раздался тревожный женский голос:
– Инграм, – и молодая женщина охватила воина за руку. – Я предчувствовала, что увижусь с тобой, потому что твое сердце предано нашему дому.
Но, заметив его неподвижный взор и печальное лицо, она вскричала:
– Глупец, да разве я стала бы говорить с тобой?
Инграм хотел обнять ее, но она уклонилась.
– Если бы ты помог отцу, ивовые прутья не стягивали бы нас. Да и теперь я вижу тебя не таким, как воображала себе. Где копья соотечественников, требующих выдачи детей и жен друзей своих? Не о себе говорю я – дни мои сочтены, – но о братьях, о множестве плачущих, что ждут на соломе минуты, когда угонит их на чужбину торговец невольниками.
– Я пришел с ним, чтобы порядиться насчет выкупа, – ответил Инграм, указывая на монаха.
Изумленно взглянула Вальбурга на незнакомое лицо юноши, но когда Готфрид поднял руку, чтобы сотворить крестное знамение, то она медленно опустилась на колени и произнесла символ веры Христовой.
– Благослови меня и помолись обо мне. Да, помолись обо мне, – вскричала она во внезапном порыве горькой скорби. – Да обрету я милосердие, если сотворю неугодное Господу! Я молилась и приготовилась, как учила меня тому мать.
Готфрид благословил ее.
– Мне одному подобает суд и всякое воздаяние, – тихим голосом произнес он.
Вальбурга безмолвно встала и снова обратилась к Инграму:
– Досмотрщица редко оставляет меня одну. Вот и теперь они уже ссорятся с седобородым. Прощай Инграм. Наша свобода зависит от тебя и от меня. Ты был честным другом, помни меня. И знай: порой я скрывала, что своим приходом ты больше доставлял мне удовольствие, чем своим уходом. Не окажешь ли мне еще одной дружеской услуги? Трудно колоть дрова не имея ножа. У меня все отняли. Говорят, что друзьям не следует дарить ничего острого, но ты подари.
Инграм снял с пояса нож, который Вальбурга спрятала в своем платье. Он вышел во двор, к поджидавшему его монаху. Они направились к чертогу, стоявшему посреди двора, причем Готфрид прикоснулся к руке Инграма.
– Ты вне себя и не слышишь моих слов. Необходимо однако приготовиться к выкупу. Подумай, каким образом мы его предложим.
– Клянусь головой, – вскричал Инграм, – мне ненавистен любой выкуп! Я ничего не хочу, кроме боя с хищником! Железо против железа!
– Но для мирного выкупа я сохраняю для тебя чашу.
– Чары христианского бога будут действительнее в твоей руке, чем в моей, – мрачно ответил Инграм. – Притом мне кажется, что к тебе они относятся с большим почтением.
При входе их в чертог, Ратиц нетерпеливо закричал:
– С трудом пересчитали вы пленников, потому что неприятен хорек на птичьем дворе. Но теперь покупайте, если вы действительно купцы, а не лазутчики.
– Тебе известно, что я прислан послом, – ответил Готфрид. – Так как через Мегитарда, священника, ты сам потребовал меня у моего господина, епископа. И когда я уходил, владыко Винфрид подтвердил мои полномочия.
Готфрид вынул ящик из-под своего широкого платья и снял с него покровы.
Инграм подошел к монаху и быстро промолвил:
– Не выпускай чаши из рук. Продающий птичку должен крепко держать ее, чтобы она не упорхнула.
Взяв чашу, Инграм протянул ее сорбу.
– Посмотри как будет выглядеть драгоценность из королевской сокровищницы подле твоей кружки с медом.
