Понсон дю Террайль - Тайны Парижа. Том 1
Закурив сигару, он окликнул ямщика:
— Эй, приятель!
— Что угодно, сударь? — спросил ямщик, польщенный тем, что путешественник удостоил обратиться к нему с вопросом.
— Где мы?
— В одном лье от Мор-Дье, сударь.
— Что такое этот Мор-Дье?
— Замок госпожи баронессы.
— Так! Но я не знаю ее, и мне нет до нее никакого дела. Ямщик улыбнулся, как бы желая сказать:
«Не понимаю, как можно не знать госпожу баронессу».
— Неужели, — продолжал допрашивать путешественник, — ни до замка, ни после него нет ни гостиницы, ни деревни, ни дома?
— Нет, сударь.
— Даже почтовой станции?
— Почтовая станция находится за Мор-Дье.
— Значит, — продолжал молодой человек, — если бы я вдруг заболел… расшибся… куда бы меня перенесли?
— В Мор-Дье, сударь. Но пока вы со мною, — добавил ямщик, — не бойтесь, несчастья не случится: я никогда не опрокидывал кареты и не расшибал своих седоков, и никогда путешественник не заболевал, когда ехал со мною.
— Отлично, друг мой! — сказал молодой человек с изумительным хладнокровием. — Однако всегда все может случиться.
— Что вы говорите, сударь? — спросил ямщик пораженный.
— Сколько ты зарабатываешь?
— Девяносто франков в месяц, сударь.
— Значит, ты охотно согласился бы заработать двадцать пять луидоров в один час?
— Черт возьми! Если бы это было возможно…
— Возможно и даже не трудно.
— Что прикажете для этого сделать?
— Попросту опрокинуть меня в четверти лье от Мор-Дье, но так, чтобы карета сломалась, не нанеся мне, конечно, никакого существенного повреждения.
— О, что за мысль? — вскричал удивленный ямщик.
— Я англичанин, — флегматично сказал путешественник, уверенный, что эти слова зажмут рот ямщику, потому что в глазах всех французов, приходящих в близкое соприкосновение с англичанами — почтальонов, кондукторов и прочих, — они способны на всевозможные оригинальные выходки и на всякие сумасбродства и эксцентричности.
— Итак, в четверти лье от Мор-Дье…
— Понял? — спросил молодой человек.
— Слушаю, сударь.
— Ты должен помнить, что если ты осмелишься болтать об этом приключении завтра или после…
— О, будьте покойны, — сказал ямщик. — Я буду нем. Путешественник открыл бумажник, достал пятисотфранковый билет и подал ямщику.
— Если в течение трех месяцев я убежусь, что кроме меня и тебя никто не узнал о том, что было между нами, то ты получишь второй билет такого же достоинства.
Ямщик, пораженный такой щедростью, спрашивал себя, уж не везет ли он переодетого короля.
Путешественник взглянул на часы; было восемь часов, и наступала одна из темных, хотя в то же время лунных и звездных ночей. Однако все же можно было различить возвышавшуюся вдали цепь холмов, окаймлявших равнину, уже описанную нами, и белевший вдали замок Мор-Дье. Ямщик указал на него концом кнута.
— Прекрасно, — сказал молодой человек. — Поезжай еще минут десять, а затем опрокинь меня.
XIII
В то время, когда лицо, взволновавшее так сильно жителей города Б.., продолжало свое путешествие, баронесса, как ее называл почтальон, находилась одна в Мор-Дье.
Аврелия Мор-Дье, вдовевшая уже год после смерти барона, продолжала носить траур и была все время печальна, что редко бывает со вдовами. Баронесса сидела в громадной зале, той самой, где мы застали ее в первый раз, когда умирающий Мор-Дье сделал ей ужасное признание; она сидела одиноко перед камином, подкатив к себе маленький столик, на котором лежала полуоткрытая книга и стоял канделябр с двумя свечами. Книга была «Подражание Иисусу Христу». Баронесса читала, но чтение часто прерывалось печальными размышлениями, причем на длинных ресницах баронессы появлялись слезы. Госпожа Мор-Дье все еще оплакивала мужа, и горе ее было так же жгуче, как и в первые дни после вдовства.
Она любила своего старого мужа с почтительною и страстною дочернею нежностью и решила жить только воспоминаниями о нем. Для нее этот умерший с улыбкой на устах супруг, которому она служила утешением, старик, с печальным существованием которого она с таким самоотвержением соединила свою молодость, был единственной привязанностью, единственным звеном, приковывавшим ее к жизни.
Госпожа Мор-Дье была святая, в полном значении этого слова; после смерти мужа она хотела было удалиться в монастырь, но барон, умирая, поручил ее попечению ребенка, которого он считал своим единственным сыном, а для нее желание мужа было законом. Покровительствовать молодому ветренному юноше, охранять завещанное ему состояние сделалось для баронессы Мор-Дье единственной целью в жизни.
Октав де Верн приехал в Мор-Дье после смерти барона; он провел несколько дней со своей молоденькой теткой; она посоветовала ему выйти в отставку, и, как мы уже знаем, поручик африканских стрелков не замедлил исполнить данный ему совет.
Привязанность баронессы к молодому человеку была трогательна и безгранична, точно он был ее родным сыном. Она намеревалась посвятить ему всю остальную свою жизнь. Любить сына не значило ли почитать память отца?
Эта мысль мелькнула у баронессы среди ее душевной тоски и помешала ей удалиться в монастырь, куда, по-видимому, ее привлекали уединение и религиозный образ ее мыслей. После смерти мужа баронесса Мор-Дье не выезжала из Берри и не захотела поехать в Париж даже зимою. Событием, изредка нарушавшим однообразие ее деревенской жизни, были письма от де Верна, писавшего ей довольно часто. Дни проходили за днями, а баронесса все еще жила воспоминаниями и надеждами. Воспоминания — это был друг, муж, умерший отец, а надежды сосредоточивались на порученном ее попечению ребенке, будущее которого должно было быть спокойным, богатым и счастливым.
Прошел год, как мы уже сказали, после смерти барона Мор-Дье; баронесса сидела в большой зале замка, печальная, и читала «Подражание Иисусу Христу», прерывая иногда чтение, чтобы взглянуть на портрет покойного, на который падал свет от канделябра, стоявшего на маленьком столике, как вдруг сначала в коридорах, а затем на внутреннем дворе раздались непривычный шум шагов и голос, прервавший печальные думы молодой женщины. Уже давно замок последнего Мор-Дье представлял собою безмолвную пустыню, где жили лишь одна оплакивавшая своего мужа вдова да безмолвные слуги, разделявшие ее горе, так что баронесса не могла не вздрогнуть и не взглянуть на дверь, которую приотворил старый седой управляющий.
— Что случилось, Жозеф? — спросила баронесса.
— Баронесса, — ответил управляющий, — извините меня за беспокойство, но случилось несчастье в нескольких стах метрах от замка.
— Несчастье! — вскричала пораженная хозяйка замка. — Что же такое случилось? О, Господи!
