Юрий Когинов - Тайный агент императора. Чернышев против Наполеона
Дивизионный генерал Бонапарт принял таких же по чину генералов сухо. Когда они сели, впрочем, без приглашения, он снял свою шляпу. Генералы спохватились и сдернули свои. Немного погодя командующий вновь водрузил свой головной убор. И вот тут новый начальник так взглянул на своих подчиненных, что они отдернули свои руки, словно от раскаленных сковородок. После сего случая субординация оказалась восстановленной раз и навсегда.
Наверное, Массена вспомнил давний эпизод затем, подумал тогда Чернышев, чтобы подчеркнуть, какая дистанция лежит между великим полководцем и всеми ими, рядовыми военачальниками. Хотя — какими же рядовыми? Каждый из них, без малого исключения, сам самородный талант и блестящий полководец.
Лишь спустя время, когда Чернышев ближе узнал того же Массену и некоторых других маршалов, ему стал понятнее смысл рассказанного. Прежде чем покорять города и страны, Наполеону пришлось покорить и подчинить своей воле самых первых своих сподвижников. Иначе было нельзя. Не должно находиться рядом не только тех, кто мог превосходить его способностями и опытом, но не должно было оставаться рядом равных ему.
История знает генерала, который при восхождении бонапартовой звезды оказался светилом более ярким, — Жан Виктор Моро. Но прежде чем надеть на себя корону императора, вернее, чтобы ее без помех надеть и стать окончательно надо всеми, он выслал генерала-соперника из Франции.
Потеряли остальные свое достоинство? Не все. Те, что не ведали за собою доблести, как, например, жестокий, и хитрый Даву, делали карьеру, прибегая к лести. Мишелю Нею, напротив, не надо было никаких ухищрений — он по заслугам получил звание храбрейшего из храбрых, как сказал о нем Наполеон уже, правда, под Москвою.
Впрочем, мы забыли Массену — человека внушительного достоинства и вызывающей смелости, в железном теле которого пылала огненная душа.
Сколько прошло через Испанию военачальников первой руки, начиная с таких, как Мюрат и Ней? Не менее, видимо, десятка. Но более других поплатился за общие неудачи старый Андре Массена, герцог Риволи и князь Эсслингский.
Едва лишь начав подготовку к походу на Москву, Наполеон поставит на Массене крест. Приставит в сторожа к Дому инвалидов, как позволит горько пошутить над собою обиженный маршал. Кстати, всеми силами души противившийся авантюре, которая поставит крест уже на самом Наполеоне.
Почему же после Испании так сурово обойдется полководец номер один со своим достойным собратом, которого в самый безнадежный момент в этой восставшей стране определит во главе над всеми другими военачальниками, а когда отзовет назад, не удостоит даже аудиенции? Да все потому, чтобы не услышать правды о собственных ошибках и о том, как другие, вошедшие в любимчики, заняты были в Пиренеях не боевыми операциями, а подсиживали и склочничали друг на друга.
Кстати, Массена был далеко не ангел по многим статьям. У него, бывшего контрабандиста, к примеру, была своя страсть — вывозил из Испании награбленное десятками, если не сотнями пудов. Но не за корысть — за самостоятельность и непочтительность не в последнюю очередь сломал его карьеру «маленький генерал».
Умел такое делать с людьми Наполеон. Ломал. Пытался лепить по своим представлениям и меркам. И, как правило, это ему удавалось. Снова повторим здесь: нельзя было иметь рядом не только тех, кто мог в чем-то его превзойти, но — даже равного.
И все же один из самых ближайших сподвижников оказался исключением с самого, можно сказать, начала. И чем больше проходило времени, тем более строптивость и непокорность проявлял этот человек вопреки, казалось, всем надеждам и упованиям самого патрона. И произошло невероятное: Наполеон как бы сам покорился ему. Скажем точнее — пошел у него, строптивого и непокорного, на поводу.
Казалось, чего бы проще: при первом же удобном поводе — а он давал их бесчисленное множество, возьми и поступи с ним, как с Моро. Кстати, и связаны они одно время были чуть ли не одним обвинением в заговоре. Так нет же: одного — вон за пределы страны, второму — жезл маршала Франции и княжеский титул! А он в ответ — взбрык и еще раз взбрык!
Понятно, о ком речь? Да, о маршале Жане Батисте Бернадоте, князе Понтекорво.
В боях не избежать ошибок, накладок и нестыковок в действиях командиров и подчиненных. В послужном списке Бернадота таких, мягко скажем, недоразумений можно сыскать немало, впрочем, как, наверное, у любого генерала. Упомянем здесь хотя бы кампанию в Пруссии. Тогда, командуя первым корпусом (не случайная нумерация — свидетельство оказанной чести!), разбил пруссаков при Галле. А вот корпусу Даву вроде бы там же не помог. За оплошность или неподчинение — как оценить? — Наполеон подписал приказ о придании Бернадота суду, но затем распоряжение свое отменил.
При Ваграме — похожее: поздно и вяло ввел в бой свой корпус, из-за чего Евгений Богарне вынужден был отступить. И когда сам Наполеон исправил положение, через голову маршала отдав приказание, как и куда наступать, Бернадот вспылил и подал прошение об отставке. Отставку тогда, конечно же, не принял император.
Не был храбр или проявлял себя как худой распорядитель? Отнюдь. О храбрости свидетельствует не одна рана и масса выигранных сражений. Что же касается качеств администратора, то всего несколько месяцев на посту военного министра в бытность Наполеона в Египте начисто опровергают даже малейшие подозрения. Наоборот, обнаружил большой талант руководителя целым ведомством, которое принял доведенным до ручки, а сдал в порядке слаженном, даже, можно сказать, образцовом.
В самом деле, министр Бернадот за короткое время провел ревизию во всех родах войск — пехоте, коннице, артиллерии и инженерных службах. Полностью укомплектовал каждый полк и дивизию, перегруппировал все армии, находившиеся во Франции и за ее рубежами, разместил заказы на ружья и пушки, навел порядок в лазаретах, упорядочил даже пенсионное обслуживание инвалидов.
Не весь ли секрет в том, что гасконец с непомерными амбициями готовил себе место первого военачальника, занятое затем более удачливым корсиканцем? А такие основания легко находишь, когда прослеживаешь этапы борьбы Наполеона за должность первого консула. Еще только генерал Бонапарт бежит из Египта от своей армии, брошенной им на произвол судьбы, а военного министра вовсю славят как организатора побед. Что ж, разве не он эти виктории обеспечивал, ведая военным министерством? Однако весьма искусно вдруг ни с того ни с сего обойден и первым консулом Наполеоном, возведенным в сию должность Мюратом и Леклерком — мужьями своих двух сестер, отправлен бывший министр послом в Вену.
