Бернард Корнуэлл - Приключения Ричарда Шарпа. т2.
— Давайте, ребятки, вперёд! — умолял Миллер, но никто не двигался. Не от трусости, выжить на этих голых ступенях, встав в полный рост, было невозможно. Пара храбрецов минутой раньше, когда залпы гремели реже, попытались добежать в паузе до арки, но безуспешно. Их разорванные пулями тела добавились к другим мёртвым, коих становилось всё больше и больше.
— Лежать! — противореча Миллеру, приказал Кокрейн, — Всё отлично, ребятки! У меня ещё полно волшебных трюков!
— Да уж, какой-нибудь трюк нам сейчас не помешал бы! — пробурчал Харпер, выпалив из мушкета наугад в сторону окон.
Майор в отчаянии прикрикнул на музыкантов, чтоб они играли громче, но их жалкие потуги едва ли были способны поднять стремительно падающий боевой дух. Те из «злыдней» Миллера, что поопытнее, понимая всю безнадёжность их нынешнего положения, стали потихоньку отползать к причалу. Был шанс захватить цитадель с наскока, но для наскока не достало нескольких метров. Пример опытных заразил остальных.
— Оставаться на месте! — рявкнул Кокрейн, — Всё идёт по плану! Ниже головы, ребята! Ниже…
Последнее слово Кокрейна потонуло в шуме разрывов.
— Боже! — выглядело у Харпера, почувствовавшего, как содрогнулась скала.
«О’Хиггинс», когда тридцатишестифунтовики были приведены к молчанию, выбрался из тени бригантины и, встав на якорь, жахнул по цитадели артиллерией правого борта, в самую гущу защитников, сгрудившихся на верху лестницы. Ядра пронеслись в опасной близости от штурмующих, буквально просвистев над их макушками. Один из снарядов не долетел до цели, размазав моряка пятью шагами выше Шарпа. Только что парень целился из ружья, а в следующий момент ядро, превратившее его в кровавое месиво, рикошетом скачет к испанцам.
— Ниже головы!
В напоминании Кокрейна не было нужды, и так все приникли к утёсу изо всех сил. Новый орудийный залп. Дождь из обломков разной величины осыпал вжавшийся в ступени штурмовой отряд. Шарп лежал, закрыв ладонями затылок. В памяти всплыли давние рассказы участников штурма Сан-Себастьяна. Неприступная крепость, последний оплот французов в Испании, долго не давалась Веллингтону. Англичане гибли в бреши волна за волной. Во время последней отчаянной атаки британцы уже готовы были отступиться, и Веллингтон приказал осадной артиллерии открыть огонь чуть выше редеющих рядов красных мундиров. Эффект был потрясающий! Тяжелые ядра смели часть защитников бреши вместе с укрытиями и ввергли в панику их товарищей. Собравшаяся с духом британская пехота поднажала и превратила французскую победу в поражение. Похоже, Веллингтон и Кокрейн мыслили одинаково.
— Пригнитесь! Пригнитесь! — надрывался адмирал.
Дальновидный военачальник, он предвидел («дьявол» и есть!), где испанцы могут остановить ударную команду, и заранее отдал соответствующие распоряжения экипажу «О’Хиггинса».
— Ещё один залп, братцы, и наша очередь!
Одиночные выстрелы переживших первые два залпа испанцев заглушил третий рык артиллерии «О’Хиггинса». Эхо его ещё не затихло в бухте, как Кокрейн воскликнул:
— Вперёд! Вперёд!
И они рванулись вперёд, горя жаждой мести за своё несостоявшееся поражение, по окровавленным ступеням в чёрных подпалинах от ядер. Шарп мчался со всеми, слыша где-то наверху клацанье стали о сталь и стоны. Верхняя площадка лестницы являла собой жуткое зрелище: каменные обломки, обильно спрыснутые кровью и усыпанные кусками обугленной плоти. Сбоку от арки мучительно умирал испанский мальчишка-барабанщик. Ему было не больше десяти. Дым, смешанный с пылью, запорашивал глаза. Вражеский солдат с физиономией, похожей на багровую маску, напал на Шарпа справа. Рефлекторно отшагнув назад, стрелок уклонился от штыка и подставил противнику подножку, ударив падающего сверху саблей. Чужой клинок казался лёгким, неспособным нанести серьёзную рану. Подоспевший Харпер добил испанца штыком.
Близкий залп заставил друзей вздрогнуть, но это повстанцы палили вслед удирающим врагом.
— Сюда! — крикнул Миллер. Его уцелевший барабанщик бодро отбивал ритм, а флейтисты наигрывали фантазию, в которой только искушённое ухо могло угадать «Сердцевину дуба».
Бойцы Кокрейна направились влево, к прорубленному туннелю, ведущему на плац. Шарп и Харпер выбрали иной путь. Они нырнули в полуоткрытую дверь, перешагнули обгорелый труп и оказались в зале, где не так давно над ними глумился Батиста. Пыль клубилась в косо падающих лучах взошедшего светила. Живых здесь не было. Перебираясь через опрокинутую лавку, Шарп едва не наступил на испанского офицера без головы. Стену напротив окон испещряли кратеры от ядер с «О’Хиггинса». Сами снаряды валялись на полу, вместе с погнутой люстрой, сорванной с цепей. Одно из ядер, очевидно, и оторвало череп офицеру: серую однородность пыли на полу нарушал яркий след кровавого фонтана. Сбежавшие солдаты оставили после себя у окон, сквозь которые вели огонь по мятежникам, обрывки патронных картузов и патроны.
Вторая дверь выходила на плац. Он был безлюден. Объятые страхом испанцы и не помышляли о сопротивлении. Распахнутые ворота указывали, куда устремились чаяния защитников вместе с ними самими. Брошенные на ближней батарее девятифунтовиков пальники ещё дымились. Поверхность грязной воды в вёдрах морщила рябь. Шарп прошёл по валу к закопченной бойнице глотнуть чистого воздуха. Вдалеке лаяла собака, и плакал ребёнок.
— Одна из наших. — задумчиво уронил Харпер.
— Что? — повернулся к другу Шарп.
— Пушка. — ирландец любовно погладил горячий казённик орудия, украшенный вензелем Георга III. Девятифунтовик, вероятно, был одним из тысяч орудий, поставленных испанцам в ходе наполеоновских войн. Шарп тронул выпуклые буквы и застыл, охваченный ностальгией. Не по королю Георгу, конечно. Не по Англии. По Люсиль. По её аккуратной кухоньке в Нормандии с пучками трав, подвешенных сушиться на балках. По тронутому инеем саду осенним утром. По смеху сыновей. Вместе с ностальгией накатило ясное понимание того, что его миссия в Чили почти завершена. Осталось извлечь останки дона Блаза и, найдя (при содействии Кокрейна, как надеялся Шарп) судно, идущее в Европу, отправиться домой.
Внизу, у причала, прилив посадил «Эспириту Санто» боком на дно. Баркасы везли солдат с «О’Хиггинса» к берегу сквозь рваные полосы порохового дыма. Американцы бурно приветствовали проплывавшие лодки. По их мнению, бойцы Кокрейна победили во имя свободы.
На самом деле бойцы Кокрейна победили во имя Кокрейна, во имя шлюх и золота. Может, и не ахти какие возвышенные мотивы, но у испанцев и таких не было, оттого-то они и удрали.
С валов цитадели Шарп с Харпером видели убегающих защитников Пуэрто-Круцеро. Несколько человек, вероятно, офицеры, скакали на лошадях по дороге к Вальдивии. Парочка горожан удивлённо глазела им вслед.
— Ненадолго же их хватило. — недоумённо проронил Харпер.
— Точно.
Шарп видел и ранее, как войска обращаются в бегство, но, чтобы так быстро — никогда. Под Ватерлоо французы сломались лишь вечером кровавого дня, испанцы же скисли после трёх орудийных залпов. Обороняй Шарп Пуэрто-Круцеро, он отвёл бы людей в укрытие, когда голос подали пушки, но, едва орудия смолкли, контратаковал. Увы, боевой дух гарнизона оказался хрупче яичной скорлупы. От победы их отделял всего шажок, но не нашлось среди них никого, способного заставить их этот шажок сделать. Исключительное малодушие проявили защитники Пуэрто-Круцеро. А, может, не такое уж и исключительное? Может, здесь, в Чили, малодушие испанцев, скорее, правило? Иначе как объяснить триумфальное шествие Кокрейна с кучкой лихих наёмников от крепости к крепости, приближая день, когда последний верноподданный короля Фердинанда погрузится на корабль до Европы, и Чили целиком перейдёт под власть повстанческого правительства.
Ликующий клич побудил Шарпа вскинуть голову. С главной башни над залом падал сброшенный испанский флаг.
— Что теперь? — спросил Харпер.
— Выкопаем дона Блаза.
Шарп машинально обтёр лезвие позаимствованной у Кокрейна сабли краем плаща. Добротное оружие, острое и прекрасно сбалансированное, но всё же ему далеко до тяжёлого кавалерийского палаша.
— Интересно, Батисту взяли? — Харпер рассматривал группу испанских офицеров, понуро бредущих под конвоем к казармам.
— Батиста давно уехал. Что ему тут делать? — рассеянно ответил Шарп, оттирая въевшееся пятнышко с металла.
Уголки его губ дёрнулись кверху. Он будто наяву услышал негодующее восклицание Люсиль. Оттирать кровь казимировым плащом!!! Но плащу в этом путешествии досталось слишком сильно, на праздничную одежду он уже не тянет.
— Когда Люсиль увидит, во что я превратил её любимый плащ, — поделился стрелок с другом, — она отправит меня ночевать в собачью будку.
