Роберт Харрис - Очищение
Он стоял в проходе босой, и его резкий и визгливый голос напоминал скрежет лезвия по точильному камню. Казалось, что его знаменитый прапрадед поднялся из могилы и с остервенением трясет перед нами своими грязными космами.
— Не думайте, граждане, что наши предки превратили крохотную страну в великую Республику только силой оружия. Если бы это было так, то мы бы ныне были в зените нашей славы, так как у нас сейчас больше жителей, земель, оружия и лошадей, чем когда-либо. Нет, было еще что-то, совсем другое, что сделало их великими, — то, что сейчас мы полностью растеряли. Они были трудолюбивыми работниками дома, справедливыми правителями за границей и направляли в Сенат тех своих представителей, чьи мозги не были затуманены чувством вины или страстями. Вот что мы потеряли. Мы копим богатства для самих себя в то время, когда наше государство — банкрот. Мы проводим нашу жизнь в безделье и праздности, а когда на нас надвигается беда, то нет никого, кто готов был бы встать на защиту Республики. Граждане высочайшего положения составили заговор, чтобы сжечь свой родной город. Они прибегли к помощи галлов — величайших врагов римлян. Армия разбойников, во главе со своим лидером, готова наброситься на нас. А вы все еще колеблетесь и не можете решить, как наказать врагов, захваченных в вашем собственном городе? — Он просто источал сарказм, заражая им сидящих вокруг него. — Что же, тогда я предлагаю их помиловать — они еще молоды и их сбили с пути их собственные амбиции. И хотя они вооружены — пусть уходят. Но подумайте, куда может завести вас ваше милосердие и снисходительность — ибо когда они обнажат свои мечи, будет слишком поздно. Да, вы говорите, что ситуация неприятная, но вы не боитесь. Ложь! Вы все трепещете от страха. Но вы настолько слабы и ленивы, что боитесь принимать решения и смотрите на ваших соседей в надежде, что те сделают это за вас. Вы ждете, когда всё за вас решат боги. Я хочу сказать вам, что стоны и молитвы не защитят святую цель. Только действия и бдительность принесут нам успех. Мы полностью окружены. Катилина и его армия готовы схватить нас за горло. Наши враги живут в самом сердце нашего города. Поэтому мы должны действовать без промедления. И вот мое предложение, консул. Записывай тщательно, писарь: в связи с тем, что из-за действий преступников Республика находится в серьезной опасности; в связи с тем, что их признания и улики указывают на то, что эти люди планировали резню, поджоги и другие преступления против горожан, преступники должны быть приговорены к смертной казни с признанием их намерений преступлением — так же, как если бы они действительно совершили эти страшные преступления, — в соответствии с нашим древним законом.
Я тридцать лет присутствовал на заседаниях Сената и за это время слышал много великих и выдающихся речей. Но я никогда не слышал ни одной, действительно — ни одной, которая по силе воздействия могла бы сравниться с этим кратким выступлением Катона. Что такое ораторское искусство, как не умение выражать эмоции с помощью точно подобранных слов? Катон высказал то, что чувствовало большинство, но не умело выразить, даже для самих себя. Он вразумлял их, и за это они его обожали. По всему залу сенаторы с аплодисментами вставали и подходили к Катону, чтобы продемонстрировать, на чьей они стороне. Он больше не был эксцентричной фигурой с задней скамьи. Он превратился в глашатая и опору старой Республики. Цицерон наблюдал за этим, потрясенный. Что касается Цезаря, то он вскочил и потребовал возможности ответить — и, собственно, начал говорить. Однако все видели, что его основной целью было заболтать предложение Катона и не допустить голосования, так как на улице стремительно темнело и зал заполнился тенями. От того места, где стоял Катон, раздались крики и свист. Несколько всадников, наблюдавших за происходящим от дверей, бросились в толпу сенаторов с обнаженными мечами. Цезарь пытался сбросить со своих плеч руки, которые давили на него и заставляли сесть. Он все еще пытался продолжить свою речь. Всадники смотрели на Цицерона, ожидая инструкций. Ему требовалось только кивнуть головой или пошевелить пальцем, и Цезаря разорвали бы на месте. И на какой-то неуловимый момент он заколебался, но затем покачал головой, Цезаря отпустили и, по-видимому, в этом хаосе он выбежал из храма, потому что после этого я его больше не видел. Цицерон спустился со своего возвышения. Проходя по проходу и крича на сенаторов, он и его ликторы смогли развести непримиримых врагов, вернув некоторых из них на свои места. Когда был установлен минимальный порядок, консул вернулся на свое место.
— Граждане, — обратился консул к сенаторам высоким и напряженным голосом, при этом его лицо в темноте выглядело как белая маска. — Решение данного собрания очевидно. Принимается предложение Марка Катона. Приговор — смертная казнь.
Теперь главным была скорость. Приговоренных надо было мгновенно перевести в камеру для казни, пока их друзья и союзники не поняли, что им грозит. Для того чтобы привести приговоренных, Цицерон поставил бывшего консула во главе каждого отряда стражников: Катулл отправился за Цетегом, Торкватий — за Капитоном, Пизоний — за Кепарием и Лепид — за Статилием. Утряся все детали и распорядившись, чтобы сенаторы оставались на своих местах, пока все не закончится, сам консул отправился за Лентулом Сурой, самым старшим из приговоренных.
Солнце уже село. Форум был забит людьми, но они расступались, давая нам возможность пройти. Все вели себя так, как будто присутствовали на жертвоприношении — серьезно и уважительно, полные благоговейного страха перед таинством жизни и смерти. Мы направились по Палатину в дом Спинтера, который был одним из родственников Суры, и нашли претора в атриуме, играющим в кости с одним из охранников. Бывший претор только что метнул кости: они еще катились по столу в тот момент, когда мы вошли. По выражению лица консула Сура, видимо, сразу понял, что для него игра уже закончилась. Он посмотрел на кости, а затем поднял глаза на нас и сказал со слабой улыбкой:
— Кажется, я проиграл.
Не могу критиковать Суру за его поведение. Его дед и отец были консулами, и они могли бы гордиться им в эти последние часы его жизни. Претор протянул кошелек с деньгами, чтобы их раздали его стражникам, а затем вышел из дома с таким спокойствием, будто направлялся в бани. Он только слегка упрекнул Цицерона, сказав:
— Ты заманил меня в ловушку.
— Ты сам себя заманил в ловушку, — ответил консул.
Пока мы пересекали Форум, Сура больше не произнес ни слова. Он шел твердым шагом, высоко подняв голову. На нем все еще была простая туника, которую ему нашли накануне. Глядя на них, можно было подумать, что смертельно бледный Цицерон, несмотря на свою пурпурную консульскую одежду, был преступником, а Сура — его конвоиром. Я чувствовал на себе взгляд громадной толпы; все эти люди были любопытны и глупы, как овцы. У лестницы, ведущей наверх, к Карцеру, к Суре подбежал его приемный сын Марк Антоний, спрашивая, что происходит.
