Александр Дюма - Волчицы из Машкуля
И в самом деле, крестьяне вскоре заметили слабые огоньки на вершине холма, которые стали постепенно разгораться, пока не превратились в четыре или пять огромных костров, осветивших кровавым отблеском пламени редкий кустарник, растущий в трещинах между скалами.
— Странно, что они остановились, если их проводник еще жив, — произнес Жан Уллье. — Даже если они и изменили свои планы, им не миновать развилки Раго…
Он огляделся по сторонам и увидел, что рядом с ним присел вернувшийся из разведки Герен.
— Герен, — приказал он, — ты отправишься туда со своими людьми.
— Хорошо, — ответил ему шуан.
— Если они не остановились на привал, ты знаешь, что надо делать; напротив, если же они разбили бивак у порога Боже, ты можешь вернуться через час; пусть они греются у костра: нет необходимости их атаковать.
— Почему? — спросил Жозеф Пико.
Жан Уллье был вынужден ответить на вопрос, обращенный к нему как к командиру за разъяснением.
— Потому что убивать людей ради того, чтобы убивать, называется преступлением.
— Жан Уллье, скажите уж лучше…
— Что? — спросил старый охотник, прервав на полуслове Жозефа Пико.
— Скажите прямо: «Потому что хозяева, которым я служу, благородны: им не нужна смерть этих храбрых людей» — и тогда, Жан Уллье, вы бы не солгали.
— Кто посмел утверждать, что Жан Уллье хоть один раз в жизни сказал неправду? — спросил, нахмурившись, старый охотник.
— Я, — произнес Жозеф Пико.
Жан Уллье стиснул зубы, но сдержался; казалось, что он решил не вступать ни в дружественные, ни во враждебные отношения с бывшим каторжником.
— Я, — продолжал Жозеф Пико, — утверждаю, что вы не желаете, чтобы мы воспользовались нашей победой вовсе не из-за того, что заботитесь о сохранении нашей жизни: вы послали нас на бой с красными штанами только для того, чтобы помешать им разграбить замок Суде.
— Жозеф Пико, — возразил ровным голосом Жан Уллье, — хотя мы воюем на одной стороне, мы идем разными дорогами и преследуем разные цели. Я всегда считал, что, невзирая на различия в убеждениях, все люди — братья, и мне не нравится, когда понапрасну проливается кровь моих братьев… Что же касается отношений с моими хозяевами, то я всегда думал, что смирение является священным долгом истинного христианина, в особенности для таких бедняков-крестьян, как вы и я. Наконец, я всегда полагал, что солдат должен беспрекословно выполнять приказы своего командира. Мне известно, что у вас совсем другие взгляды; тем хуже для вас! При других обстоятельствах я бы заставил вас раскаяться в ваших словах, которые вы только что произнесли, но сейчас я не располагаю собой… И поблагодарите за это Бога!
— Отлично, — произнес с усмешкой Жозеф Пико, — когда вы освободитесь, вам известно, где меня найти, не так ли, Жан Уллье? И вам не придется искать меня слишком долго.
И, повернувшись к другим крестьянам, он произнес:
— А теперь, если среди вас найдется хоть один, кто посчитает за глупость караулить зайца в засаде, когда можно его взять на лежке, тот пойдет со мной.
Он сделал шаг вперед, будто собираясь уйти.
Никто не двинулся с места, никто не произнес ни слова.
Не дождавшись ответа на свое предложение, Жозеф Пико, с яростью махнув рукой, скрылся в зарослях.
Жан Уллье расценил его слова как бахвальство и лишь пожал плечами.
— Вперед! Вперед! — приказал Жан Уллье, обратившись к шуанам. — К развилке Раго, и побыстрее! Идите по руслу ручья до холма Ha-Четырех-Ветрах и через четверть часа будете на месте.
— А ты, Жан Уллье? — спросил Герен.
— Я пойду в Суде; мне надо убедиться, что этот Мишель выполнил обещанное.
Небольшой отряд послушно двинулся вниз по ручью, как и приказал Жан Уллье.
Старый охотник остался в одиночестве.
В течение какого-то времени до него доносился плеск воды под ногами шуанов; вскоре этот звук слился с шумом струившегося по камням ручья; Жан Уллье повернул голову в ту сторону, где были солдаты.
Скалистая вершина, где вражеский отряд устроил привал, входила в состав гряды невысоких гор, вытянувшейся с востока на запад в сторону Суде.
На востоке она заканчивалась в двухстах шагах от места, где произошли события, о каких мы только что рассказали, полого спускаясь к ручью, по которому продвигались шуаны, чтобы обойти стоявших лагерем солдат.
В западном направлении гряда простиралась на полульё; и чем ближе она подходила к Суде, тем круче и обрывистее становилась, все выше поднималась и все меньше оставалось на ней растительности.
Наконец гряда обрывалась настоящей пропастью — она была образована огромными скалами, спускавшимися отвесно вниз и нависавшими над ручьем.
Всего один или два раза в жизни Жан Уллье решился спуститься по этой крутизне вниз, чтобы не упустить преследуемого собаками кабана.
Он сумел пробраться по петлявшей в кустарнике затерянной тропинке, шириной не больше фута (ее называли Козьей тропой).
Лишь несколько охотников знали о ней.
Однажды, рискуя свернуть себе шею, Жан Уллье с огромным трудом спустился по этой тропе и утвердился во мнении, что никто не сможет пройти по ней ночью.
Если командир противника поведет свою колонну на Суде, то либо изберет дорогу — и тогда на развилке Раго наткнется на шуанов, — либо спустится по склону, то есть вернется назад и поведет солдат по ручью, куда только что отправились вандейцы.
Однако всего в нескольких шагах от этого места в него впадал крупный приток, превращая ручей в настоящую горную реку со стремительным течением, с заросшими колючим кустарником берегами, что делало их непреодолимыми. Здесь солдатам не пройти.
Но все же у Жана Уллье было неспокойно на душе, словно он предчувствовал что-то неладное.
Ему показалось чрезвычайно странным, что Дермонкур отступил при первой же атаке и так легко и быстро отказался от похода на Суде.
И вместо того чтобы уйти, как он только что сказал, Жан Уллье бросил задумчивый и тревожный взгляд на вершину холма, и вдруг ему показалось, что огни потеряли свою былую силу, а отблески, что они отбрасывали на скалы, служившие им сводом, потускнели.
Жану Уллье несвойственно было долго раздумывать; он решительно двинулся вверх, прибегая к тем же приемам маскировки, что и Герен несколько минут назад, только он не остановился, преодолев две трети пути, а продолжал карабкаться вверх, пока не добрался до валунов, окаймлявших вершину, словно пояс.
Он прислушался, но до него не донеслось ни единого звука.
Поднявшись на ноги, соблюдая при этом все необходимые меры предосторожности, чтобы не привлечь внимание противника, он посмотрел в просвет между двумя огромными валунами, но никого там не увидел.
