Татьяна Минасян - Белый континент
Проследив, чтобы после растирания снегом разошедшиеся по палаткам друзья тщательно закутали ноги в теплые чулки и носки, а потом и сами улеглись в спальники, начальник экспедиции тоже улегся спать, заснуть ни ему, ни его соседям так и не удалось. Пролежав некоторое время молча, Руал вдруг вздохнул, а потом громко кашлянул, привлекая к себе всеобщее внимание:
— Парни, завтра утром мы поедем назад.
— Э? Ммм? — более вразумительных выражений у его друзей в первый момент не нашлось — после тяжелого дня и болезненной процедуры с растиранием обмороженных мест они уже начали засыпать и не сразу поняли, что именно им сообщил их предводитель.
— Завтра мы вернемся и пойдем на полюс, когда у вас и у Преструда все заживет. И когда потеплеет, — твердо объявил Руал и, не дожидаясь возражений, повернулся к остальным путешественникам спиной.
Возразить ему друзья, естественно, попытались, и весьма бурно. Хансен и Стубберуд, перекрикивая друг друга, доказывали, что обморожения у них ерундовые, а у Преструда — еще легче, а потому откладывать выход на полюс из-за такой мелочи — значит преступно тратить драгоценное летнее время. Но их попытки переубедить Руала изначально оказались обреченными на неудачу.
— Дело не только в вас, успокойтесь! — все так же решительно и уже с заметным неудовольствием в голосе заявил он им в ответ. — Морозы еще очень сильные, сами же видите! И собакам холодно, да еще и лапы у них скользят. Мы слишком поторопились. А теперь все — давайте спать.
Его спутники еще некоторое время недовольно ворчали, но спорить дальше никто не стал. Все действительно еще днем поняли, что отправились в поход чересчур рано, и молчали об этом только потому, что каждый до последнего надеялся на потепление. Теперь же, когда к пронизывающему холоду добавилась еще и боль в отмороженных ногах, эти надежды заметно пошли на убыль.
Вскоре друзья Руала уже вовсю храпели, а он продолжал просто лежать в спальнике с закрытыми глазами и чувствовал, что заснуть ему в эту ночь, скорее всего, не удастся. Где-то далеко, за горами и снежными "барханами", за много миль до их палатки, возможно, сейчас точно так же храпели Роберт Скотт и его подчиненные. Может быть, они тоже уже покинули свой зимовочный лагерь и двинулись к полюсу, может быть, даже рискнули сделать это еще раньше. Может, им больше повезло с погодой и они уже находились ближе к Южному полюсу, чем Руал и его товарищи. А Руалу в это же самое время надо было возвращаться и ждать, пока все обморозившиеся не будут готовы снова вернуться в строй…
Утром температура упала еще ниже, и, возможно, поэтому обитатели второй палатки выслушали решение Амундсена о возвращении без бурных протестов. Один лишь Йохансен бросил на руководителя и на пострадавшего Преструда свирепый взгляд, но промолчал, остальные немного поворчали, но согласились, что рисковать обморозившимися товарищами не стоит.
— Значит, собираемся, — посчитав дело решенным, Руал начал вылезать из палатки. — Ты, Кристиан, пока в тепле посиди, мы вас с Хельмером и Йоргеном позовем, когда все будет готово.
Выйдя на улицу, Амундсен обнаружил, что его соседи по палатке тоже уже выбрались из нее — все, кроме Стубберуда.
— Хельмер! — прикрикнул он на жизнерадостного Хансена, который, уже забыв о своих обмороженных ногах, дразнил миской с пеммиканом одного из псов. — Ну-ка марш в палатку греться!
— Да ладно, полчаса все равно ничего не решают! — начал было спорить Хансен, но Руал молча указал ему на вход в палатку и полез туда сам — узнать, как дела у Стубберуда.
— Сейчас, я только своих зверюг покормлю, — пообещал ему Хельмер и поставил миску на снег.
Йоргена Стубберуда начальник экспедиции тоже застал за натягиванием сапог — он как раз собирался выйти, чтобы помочь остальным заниматься багажом.
— Ну прямо как дети малые, — уже без всякого раздражения вздохнул Амундсен. — Ложись обратно, нечего тебе по морозу бегать. Другие бы радовались, что у них такая чудная возможность от работы поотлынивать!
— Ага, я буду отлынивать, а ты меня потом, как заболевшую собаку пристрелишь! — весело подмигнул ему Йорген. — Чтобы больше я никого не задерживал.
Амундсен рассмеялся, поддерживая шутку, но что-то неуловимое в тоне или во взгляде товарища почему-то заставило его насторожиться.
— Мы же вроде уже решили, что у нас никто никого не задерживает, — отозвался он, чуть повысив голос. — Кончай ныть, приятель, а то я и правда с тобой так же, как с нерадивыми собаками поступлю — отстегаю кнутом.
Час спустя, разгрузив сани и устроив из взятых с собой продуктов еще один склад, полярники заторопились обратно. Поначалу сани ехали не слишком быстро — собаки после ночи на морозе тоже чувствовали себя далеко не самым лучшим образом. Но постепенно они, то ли догадавшись, что едут домой, то ли просто согревшись от бега, разогнались, и только упряжка Йохансена и Преструда двигалась в самом хвосте процессии из-за особенно сильно ослабевшей собаки Сары. Немного поколебавшись, Руал все-таки приказал остальным участникам похода ехать вперед, не задерживаясь — Стубберуда и Хансена следовало доставить домой как можно скорее.
Короткий весенний день пролетел почти мгновенно: путешественники не успели даже толком устать, а утренние сумерки уже сменились вечерними. К счастью, до Фрамхейма оставалось уже совсем немного, и вскоре вырвавшиеся вперед Хансен и Вистинг закричали, что видят впереди постройки зимовочного лагеря. А потом из темноты донесся собачий лай — лохматые члены экспедиции первыми услышали, что их товарищи возвращаются.
В дверь Фрамхейма путешественники ввалились, едва не сбив с ног вышедшего встречать их Линдстрема. Остальные обитатели дома догадались, насколько замерзшими должны быть их неожиданно вернувшиеся коллеги, и предусмотрительно разбежались у них с дороги.
— Пришлось вернуться, еще слишком холодно, — кратко объяснил всем Руал и тут же занялся своими пострадавшими спутниками. — Раздевайтесь и ложитесь! Я сейчас — аптечку только возьму…
Он метнулся обратно на улицу, подбежал к своим саням, рядом с которыми кто-то из зимовщиков уже освобождал собак от упряжи, и забрав ящичек с лекарствами, опять бросился в дом. Стубберуд и Хансен сидели на своих койках в одинаковых сгорбленных позах и, болезненно морщась, стаскивали с себя чулки.
— …Яльмер и Кристиан скоро тоже подтянутся, у них, похоже, одной собаке плохо совсем, — сонным голосом объяснял собравшимся вокруг него остальным полярникам Вистинг, который тоже растянулся на койке и блаженно прикрыл глаза. Глядя на него, Руал почувствовал легкую зависть — ему и самому больше всего на свете хотелось переодеться во все сухое и чистое, укутаться одеялом и как следует отдохнуть, но пока его ждали другие дела и отвлекаться на мысли о приятном не следовало. Он подошел к койке Хансена, сел рядом с ним и положил аптечку на ее край. Хельмер скосил на нее глаза, чуть заметно скривился, а потом отвернулся и стал демонстративно смотреть в другую сторону.
