Олеся Велецкая - Черное и черное
— Мгновения смерти —
Она вспомнила то, что забыла, оказавшись в этом мире. Что было прочно погребено биллионами атомной информации, когда ее тело начало воссоздаваться в этом мире, преодолев невероятное расстояние времени и пространства при прыжке субатомного переноса. Обычном прыжке, таком банально-обычном, только на несколько миллионов временных и звездных лет назад. Бытовом прыжке, технология которого побочно пробила феноменальную брешь в пространственно-темпоральной оболочке мира Существ. И их мир начали лихорадить и разрывать на части пространственно-временные бури, беспорядочно и бессистемно расшвыривая Существ по всем возможным и невозможным измерениям без каких-либо средств защиты или выживания. Она вспомнила, ЧТО видела и ощущала когда распалась и растворилась в том белом свете, когда атомы ее тела перемешались с распавшимися атомами Существ. И пришло понимание.
Тогда, там, она узнала про них то, над чем эталоны модифицированных умов Живого Содружества бились долгие годы, не продвинувшись нинасколько. Она знала, откуда они, как попали в ее системы, как приходили и уходили. И почему нападали на них. Никто не слышал, не чувствовал и не видел их, потому что тьма — и была их голосом. Странным, чужеподобным, не подлежащим познанию, но голосом, и этот многоликий, слившийся воедино, гремящий в унисон, голос содрогался от страха, боли и ненависти. Распространяясь на многие километры, заглушая звуки и чувства живых, машин и киборгов, застилая глаза черной пеленой своего ужасающего отчаяния. Они не нападали. Они сопротивлялись. Начиная сопротивляться, жестоко вырванные из своего мира, сразу как ступали в чужой чудовищный мир Живого Содружества, несущий боль и разрушение их миру. Каждый бой мог стать для них решающим и последним. Они зло и отчаянно сражались за свою жизнь. Точно также как Живое Содружество. Отступать было некуда никому.
Ночь ушла. И тут Эрта с ужасом обнаружила, что на ее мечах извивается в агонии черное густое облако. Она, поочередно, одной рукой, тонущей в плотном черном тумане, поддерживая Существо, вытащила мечи из его тела и осторожно положила его на землю. И несколько минут, не отрываясь, смотрела на него. Потом, она сама опустилась на землю возле беспомощного умирающего черного сгустка и попыталась отогнать его страх от его внутренней сущности, душа это была или нет, она не знала. И лихорадочно перебирала все известные ей способы, ища то, что как-то поможет ей спасти это Существо. Но, ей не за что было зацепиться. Она не знала как. Бессильно опустив ладони на камень рядом с Существом, ибо не знала, не причинит ли ему вред прикосновение ее тела, она начала ласково гладить камень и начала тихонько петь Существу. Странную красивую песню, которую она однажды услышала в городе и запомнила ее. Песню, с помощью которой какая-то мать успокаивала своего ребенка.
И она заплакала. Существо все-таки было ей намного роднее и ближе земного рая, каким бы оно ни было. Они вместе пришли из ее мира, они вместе пытались спасти свой, родной, мир. Наверное, я старею, — подумала убийца — я не просто начала плакать, я начала плакать слишком часто, два раза за одну неделю, а ведь это только начало… или конец? Мое восприятие смертельно устало, наверное, пора мне уже искать дорогу к настоящему раю, спрятав под корнями деревьев свое пришедшее в негодность тело. Слезы свободно лились из ее открытых неподвижных глаз, но голос ее не дрожал, она пела и пела. Когда слова песни кончились, храня мотив, она продолжала петь, придумывая слова на ходу, про Содружество, про Существа и их мир, про зеленую траву, про теплое солнце, про ленточки птиц, про прекрасных лошадей, про старых лебедей, про Ульриха и свою любовь.
Когда кончились и ее слова, она опустошено замолчала. И прошептала, глядя на тускнеющую черноту Существа:
— Прости…
Чернота, вдруг, пропала. Густой туман начал постепенно изменять свой цвет, в конце концов, он стал дымчато-розовеющим, похожим на пушистое рассветное солнце… тускнеющее и умирающее. Из облака донеслось подобие слов, имитирующее ее песню:
— Ульрих… любовь…
Существо больше не боялось. Оно не боялось Эрту, и не боялось умирать. Оно начало прижиматься к ее сердцу своими постепенно нарастающими тонко-текущими чувствами. Оно пыталось успокоить ее. Пыталось, сколько смогло, пока не погасло совсем. И, прежде чем погаснуть навсегда, оно, мелодично подражая песне Эрты, пропело:
— Прости.
И тут она расплакалась в третий раз. Расплакалась по-настоящему. Не только не сдерживаясь, но, руша все генетически усовершенствованные границы своей модифицированной души, сметая их водопадом своих чувств, всех сразу, испытанных и еще нетронутых, неизведанных, она выпускала их все. Смерть умерла. Но смерть умерла еще до того, как умерло Существо. Сейчас она плакала, оплакивая жизнь Существа, которая до того как уйти из этого мира убила смерть.
Но не всю. Существа не могли уйти из этого мира без нее. Пока она не попадет в этот белый свет вместе с ними, пространственно-временной скачок не совершится. Белый свет сейчас просто перенес их куда-то в другое место этого мира. Но, скорей всего они еще вернутся сюда. Здесь была убийца. Которая, теперь не сможет их убивать, не перестав быть Убийцей.
— Мгновения Ульриха -
Ульрих почувствовал, как контроль Эрты спал с него. Всюду была тьма. И безмолвие. Тяжелое, звенящее, ужасающее. Он хотел попытаться найти ее, попытаться спасти, и с удивлением обнаружил, что не может пошевелить ногами более того, он начал чувствовать сильную острую боль, ног он не чувствовал. Он снял перчатку и попытался на ощупь найти свои ноги. Но, рука его нашла нечто более ужасное, чем изувеченные части его тела. Она нашла круп Грома. Конь был еще теплый, но тепло покидало тело его любимого умного верного друга, Гром был мертв. Рыцарь не смог сдержать стон. Он был готов почти завыть от обрушившегося на него чувства непоправимой невозвратимой потери. Он машинально гладил тело коня, вспоминая сколько раз Гром спасал его жизнь, вспоминая как он учил Грома, как они привыкали друг к другу, как он впервые увидел Грома, как тот радовался, когда они вдвоем неслись по широкому полю клевера, как конь любил кататься в зеленой мягкой траве, освобожденный от всего снаряжения, как восхищал его друг всех, кто его видел. И его больше нет. Никогда не будет. Ульрих остался один. Настолько близкой души у него больше не было. Он готов был дать волю слабости, он готов был заплакать.
Мысль о близкой душе отрезвила его и полностью вернула в реальность. Он вспомнил об Эрте. Где-то в этой зловещей гнетущей тьме она. Одна, сражается с пугающе-непонятным чужеродным безжалостным злом, уничтожившим ее мир, и способным уничтожить его мир тоже, и она знает что умрет. Он должен как-то попытаться спасти ее. Или умереть вместе с ней. Извиваясь, скрипя зубами от напряжения и боли, он нечеловеческими усилиями высвобождал свое тело из-под коня. Ноги, как он и предполагал, были сломаны. Значит от меча и кинжала пользы мало, — подумал рыцарь — надо искать арбалет. Он снова потянулся к коню и начал обшаривать снаряжение, пытаясь добраться до седла. Через какое-то время он, с удивлением обнаружил, что слышит издаваемые им звуки и что его глаза, привыкая к тьме, начинают видеть очертания окружающих предметов. Он провалился в какую-то яму, это была не та тьма, которая убивала все вокруг снаружи. Найдя арбалет и болты, он прикрепил их за спиной и пополз вверх, цепляясь за выступающие камни, изо всех сил напрягая мышцы, подтягиваясь и перебрасывая свое тело с одной руки на другую. Вверх. Еще вверх. И еще.
