УЛЬМ – 43 - Александр Леонидович Аввакумов
– Значит, расстреляют. Теперь ваша жизнь в ваших руках. Кстати, этим подразделением командует капитан Левашов. Вы помните его? Вы с ним служили в 27 году в Перемышле.
– Я помню его.
– Вот и хорошо. Значит, сумеете убедить его….
Его разбудили рано утром. Все тот же молодой немецкий офицер завел его в столовую, где он позавтракал. Через пять часов, Козырев уже шел по лесу, опираясь на палку. Раненая нога сильно болела и он, уже проклинал этого молодого немца, который выстрелил ему в ногу.
– Стой! Кто идет? – услышал он окрик из кустов.
Он хотел ответить, но выронив из рук палку, повалился на землю.
– Как ты оказался в лесу один? – спросил его капитан Левашов.
– Нашу машину обстрелял немецкий самолет. Меня вот ранило, а водителя и начальника штаба батальона убило.
Левашов с интересом посмотрел на него.
– Ты хочешь сказать, что со стороны деревни Васильково немецких заслонов нет?
– Да. Там немцев нет…. Вчера они попытались ворваться в деревню на мотоциклах, но мы отбили эту атаку.
Через неделю, группа капитана Левашова перешла линию фронта и соединилась с частями Красной армии.
***
Находясь в фильтрационном лагере, Козырев столкнулся с начальником Особого отдела 873 стрелковой дивизии капитаном Назаровым, с которым неоднократно встречался в Минске еще в предвоенные годы.
– Какими судьбами, Анатолий Кириллович? – поинтересовался у него Назаров.
Козырев усмехнулся, догадавшись, что это была не случайная их встреча.
– Капитан! Зачем эти глупые вопросы? Вы же хорошо знаете, почему я здесь. Я тыловик и никогда не командовал войсками. Мое дело было обеспечить их всем необходимым, чтобы они храбро сражались с врагом. А, оказалось, что они были не готовы встретить врага….
Он снова усмехнулся и посмотрел на Назарова.
– Ты прав, Анатолий Кириллович. Я действительно внимательно изучил твое личное дело. Ты знаешь, там достаточно много нестыковок.
– Ты хочешь сказать, Назаров, что я враг и меня нужно к стенке? Как ты думаешь, если бы я был врагом, то какой смысл мне было переходить линию фронта?
– Ты не хорохорься, майор. Проверим, посмотрим и все решим, враг ты или нет.
– Ты же меня знаешь, капитан. Какой я враг?
Назаров не ответил. Он ставил на скамейки папиросы и, развернувшись, отправился дальше. Козырева вызвали к коменданту лагеря через три дня. Пройдя мимо часового, который стоял у входа в здание, он осторожно постучал в дверь.
– Входите, – услышал он приглашение.
Майор толкнул дверь. Он оказался, в небольшом, скромным по размерам кабинете. За столом сидел капитан Назаров.
– Присаживайся, Анатолий Кириллович. Кури, – предложил он и пододвинул к нему пачку папирос.
Перед ним лежало личное дело майора Козырева. Он демонстративно открыл его и посмотрел на него.
– Вот читал твои показания, запросы и вопросов у меня к тебе не только стало меньше, их стало больше. Не бьются твои объяснения с показаниями капитана Левашова. Ты вот здесь пишешь, что прибился к их группе в лесу, объясняя это тем, что немецкий самолет расстрелял вашу колонну. При этом вы сказали ему, что ехали в машине с начальником штаба батальона, фамилию, которого ты не помнишь.
Он замолчал и пристально посмотрел на Козырева.
– Тебе не кажется это странным?
Внутри Козырева все оцепенело. Сердце почему-то застучало в голове, покинув свое привычное место. Он хотел что-то ответить, но понял, что не может сделать этого, язык отказался повиноваться ему. Он сидел и молчал, мысленно представляя, как его выведут к ельнику и выстрел в затылок оборвет его жизненный путь. Назаров, похоже, понял его состояние. Он ухмыльнулся и эта ухмылка, словно вернула Козырева к жизни.
– За что? Я не враг народа…., – прохрипел он. – Я отлично тебя понимаю, Назаров, что сейчас такое время, когда можно делать то, что нельзя было делать раньше. Но, я действительно не враг. Меня сильно контузило, я был долго без сознания и поэтому мог что-то спутать.
– Ты знаешь, Козырев, меня сейчас осенила мысль, которая может спасти тебя от ямы. Это, наверное, единственное, что я могу сделать для тебя.
В этот момент он готов был броситься к ногам Назарова и целовать его пыльные сапоги.
– Что взамен?
– Я должен знать, о чем думают наши командиры. Надеюсь, ты понял, что мне нужно от тебя?
– Я не дурак, я, конечно, все понял.
– Вот и хорошо, гражданин Козырев. Иди, больше я тебя не задерживаю….
Он вышел из кабинета, не веря своему счастью. Ему вдруг захотелось запеть и он, мысленно затянул какую-то лишь ему известную песню.
***
Покровский посмотрел на наручные часы. Он и радист ждал легковушку, которая уже опаздывала на двадцать минут. Он посмотрел по сторонам и повернувшись к напарнику тихо произнес:
– Ждать больше нельзя. Уходим…
Они развернулись и направились в обратную сторону.
– Придется выходить в эфир из адреса, – произнес Олег Андреевич.
– Это опасно…..
– Я не думаю, что они засекут нас. Пеленгаторов я в городе не видел.
– Все равно, опасно, – ответил радист.
Покровский остановился и, посмотрев по сторонам, схватил радиста на ворот шинели и крепко прижал к стене дома.
– Ты, что, сука, заскулил, как побитая собака? Ты забыл, под чем подписывался? Если забыл, то я тебе быстро припомню. Может тебе напомнить, сколько ты человек сдал в гестапо в лагере? То-то, вот и молчи…. По тебе давно уже виселица плачет.
Он отпустил его и, сплюнув на землю, последовал дальше. За ним, словно побитая хозяином собака, поплелся радист. Они вошли в дом и поднялись на второй этаж. Покровский открыл дверь ключом, и они вошли в квартиру.
– Давай, готовь рацию, – произнес он и направился на кухню.
Он налил в чайник воду и поставил его на керосинку. Заварив чай, он вышел из кухни и посмотрел на радиста, который сидел за столом. Поправив наушники, он посмотрел на Олега Андреевича. Тот посмотрел на часы и кивнул головой. Радист положил руку на ключ и начал передавать радиограмму. Рука радиста уверенно выбивала точки и тире, которые пересекали пространство, линию фронта и принимались радистом Абвера.
– Я закончил, – произнес он и посмотрел на Покровского. – Будем ждать ответ
Покровский кивнул. Он сообщал в центр о понесенных его группой потерях и просил руководство разведки переправить его группу из Москвы в Челябинск. Время тянулось неимоверно долго. Стрелки часов словно приклеились к циферблату и отказывались двигаться. Наконец, рация запищала. Радист, схватил со стола шифр блокнот и стал быстро записывать цифры. Станция замолчала, он снял наушники и протянул Покровскому бланк.
– Это все, – произнес он и
