Евгения Яхнина - Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья
Простой народ Парижа, так называемые санкюлоты (люди, носившие простые длинные брюки, а не короткие, до колен, штаны — «кюлот», в которых щеголяла знать), страдали, кроме того, от безработицы, от обесценения денег. На своих плечах санкюлоты вынесли всю тяжесть революции, сражались против интервентов и контрреволюционеров, но ничего не получили от правительства, кроме расплывчатых обещаний.
Весной 1793 года восставший народ Парижа изгнал из Национального собрания (Конвента) контрреволюционных депутатов, связанных с крупной буржуазией. Они защищали спекулянтов и нерешительно вели войну против врагов Франции. Власть захватили якобинцы — революционеры из мелкой буржуазии. Среди них было много журналистов, адвокатов, таких людей, как Огюст Адора. Во главе якобинцев стояли революционеры, пользовавшиеся популярностью с первых дней революции, — Дантон, Камилл Демулен, Робеспьер. Робеспьер был последователем Жан-Жака Руссо и, подобно ему, мечтал о равенстве людей. Он был убеждён, что общество должно быть перестроено в соответствии с требованиями разума.
Демократы и революционеры — якобинцы — провозглашали: все люди должны пользоваться свободой и одинаковыми гражданскими правами. Но то, что одни были голодны, а другие сыты и богаты, казалось им естественным явлением. Желательно было накормить всех патриотов, но отнимать собственность у одних и передавать её другим якобинцы не собирались. Поэтому они не боролись с дороговизной и не шли навстречу требованиям простого, народа. Их заботила в первую очередь военная опасность, надвинувшаяся на Францию.
Между тем голодный и обманутый в своих надеждах народ волновался. Осенью 1793 года парижские санкюлоты вновь — уже в который раз! — вышли на улицы с требованиями к правительству принять более решительные меры для борьбы против спекуляции зерном. Наверное, в рядах бунтовщиков был и Жак Отважный. Якобинцам пришлось пойти на некоторые уступки и позаботиться об устранении угрозы голода. Но вместе с тем правительство решило расправиться с беспокойными санкюлотами и обезглавить их движение. Вскоре были арестованы вожди парижской бедноты: Жак Ру, Варле, а несколько позже — Эбер, Шомет и другие. Их обвиняли в измене, в том, что они якобы служат чужеземным врагам и внутренней контрреволюции.
На самом деле вожди санкюлотов, которых прозвали «бешеными» не были изменниками. Но они иначе понимали революцию, чем Робеспьер и другие якобинцы.
Работа в книжном магазине не прошла бесследно для Жака Менье. Он много читал и знал идеи Руссо, авторов «Энциклопедии» — мыслителей, задолго до революции мечтавших о царстве Разума и Справедливости. Идеи этих философов люди разного общественного положения воспринимали по-разному. Буржуазия видела в этих лозунгах оправдание её претензий на управление обществом. По-другому истолковывали, лозунг «Свобода, равенство и братство» санкюлоты. Они были убеждены в том, что революция должна установить подлинное равенство — не только равенство политических прав, но и равенство имущественное. Они не выступали с требованием отмены частной собственности — ведь среди них многие имели небольшие лавки и мастерские. Они хотели, чтобы у каждого гражданина был свой участок земли, который он мог бы возделывать своими руками, или маленькое предприятие, где бы он трудился сам на себя, а не на хозяина. Но осуществление подобного равенства угрожало интересам буржуазии.
Руководители санкюлотов, которых судил революционный трибунал, несмотря на ложность предъявленных им обвинений, были осуждены: одни погибли под ножом гильотины, других бросили в тюрьмы. Не было ли среди них и нашего Жака?
Хочется надеяться, что он уцелел. Если так, то ему недолго пришлось ждать того времени, когда вспыхнула самая опасная для дела революции борьба — в среде самих якобинцев. Вчерашние союзники — Дантон и Робеспьер стали врагами. Дантон — крупнейший оратор и ещё недавно министр юстиции и чуть ли не глава революционного правительства — остерегался дальнейших расправ со спекулянтами и подозрительными людьми, опасаясь, что такая политика оттолкнула бы крупную буржуазию от Конвента. Да он и сам был связан со спекулянтами и обогатился за годы революции. Дантона и его друзей прозвали «снисходительными».
Робеспьер заслуженно носил прозвище Неподкупного. Вождь революции, сделавшись почти неограниченным диктатором, остался таким же бедным и скромным в личной жизни, каким был и прежде. Его правительство организовало оборону Франции и добилось победы над врагами. Но вместе с усилением его власти и обострением борьбы в лагере якобинцев росла его подозрительность. Уверенный в том, что он знает истину и видит, каков правильный путь революции, он в каждом возражении себе усматривал заговор и своих противников принимал за врагов революции и изменников. «Святая гильотина» работала безостановочно. Вслед за головами вождей санкюлотов она отсекла головы Дантона, Камилла Демулена и других «снисходительных». На очереди были новые жертвы. Подозрительность и доносы стали повседневным явлением. Круг людей, преданных Робеспьеру, сужался, росло число его противников, которые опасались за собственные головы и видели, что разгул террора, поначалу нужного для обуздания подлинных врагов революции, может её погубить.
Летом 1794 года Жак и его друзья стали свидетелями нового переворота. На этот раз его жертвою пал сам Робеспьер. Заговорщики в Конвенте арестовали Неподкупного. Санкюлоты, ещё недавно поддерживавшие якобинцев, равнодушно или даже с удовлетворением наблюдали, как Робеспьера и нескольких его друзей предали смертной казни.
Террор прекратился. Но прекратилась и политика ограничения спекуляций. Новое правительство ничего не желало делать для бедняков, оно откровенно защищало интересы буржуазии. Голодные парижане не раз ещё поднимали мятежи, но их выступления жестоко подавлялись.
Буржуазия нуждалась в твёрдой власти — она была ей необходима для того, чтобы обуздать народ и сделать невозможным возврат к старому порядку. Между тем после падения якобинской диктатуры среди уцелевшей части дворянства возродилась надежда на восстановление Бурбонов. Франция продолжала вести войны против европейских монархов, и прочную власть в стране мог установить только военный герой — генерал, опиравшийся на преданную ему армию.
Через десять лет после начала революции, в 1799 году, генерал Наполеон Бонапарт разогнал правительство и установил свою единоличную власть. Сначала он был провозглашён консулом Французской республики, а затем, уничтожив республику, объявил себя императором.
