Александр Дюма - Капитан Ришар
— Вы не знакомы с господином? — спросил пастор.
— Нет, — ответил Шлик, — но очень хочу с ним познакомиться.
И Шлик поклонился.
Иностранец повернул голову нетерпеливым движением, явно означавшим: «Зачем дальше ломать эту комедию, которая меня унижает и утомляет? Позвольте мне сдаться!» Но пастор, который несомненно знал лучше, как следует вести себя с капралом Шликом, сделал гостю знак потерпеть еще немного.
— Знаете ли вы, господин Шлик, — начал он, — что, прежде чем жить в Вольфахе…
— Да, господин пастор, вы проживали в Вестфалии и Баварии, вы оказали мне честь, рассказав об этом.
— Так вот, часть моей семьи осталась в Баварии.
— В Абенсберге?
— Вот именно.
— И этот господин, — сказал Шлик, — ваш родственник?
— Это сын моей сестры, мой племянник Нейманн, — ответил с некоторым колебанием пастор, так как не привык лгать, каким бы святым ни был повод, толкающий его на эту ложь.
— И он прибыл сюда?.. — спросил капрал.
— Кто знает? — ответил пастор, стараясь улыбаться.
— Да, понимаю, — сказал Шлик, — предполагается свадьба: кузен Нейманн приехал, чтобы жениться на кузине Лизхен… Господин Нейманн, я поздравляю вас от всего сердца!
Мнимый Нейманн ограничился легким поклоном.
Это явно не устраивало капрала Шлика, а потому он подошел к молодому человеку и сказал:
— Вашу руку, сударь.
Молодой человек протянул руку, но нахмурил брови с таким выражением, что понадобился почти повелительный взгляд пастора, чтобы заставить его продолжать играть роль в этой комедии. Однако рука молодого человека осталась абсолютно спокойной и твердой в руке Шлика, а глаза, встретившие взгляд капрала, не моргнули.
— Ну-ну! — прошептал капрал. — Это храбрец! И семь лет назад я ничуть не ошибался, когда окрестил его Ричардом Львиное Сердце.
Последние слова он произнес достаточно громко, чтобы офицер смог их услышать; но тот, по-видимому, не понял их — либо потому, что они показались ему лишенными смысла, либо не вызвали никаких воспоминаний.
К тому же в это время вернулась Лизхен; внимание пастора и его гостя частично обратилось на девушку.
Она держала в руке одну из тех бутылок красноватого стекла, с длинным горлышком, одна форма которой служит украшением стола; только поставив бутылку на стол перед отцом, она решилась поднять глаза на всех участников этого спектакля, стараясь понять, какой оборот приняли события за время ее отсутствия. Добродушное выражение лица Шлика несколько успокоило ее.
Естественно, речь держал капрал, а он посматривал на Лизхен с хитрым видом.
— В самом деле, — сказал он, — шестнадцать-семнадцать лет, молодая и красивая…
Затем, обернувшись к капитану, продолжал:
— Лет двадцать восемь — тридцать, глаза голубые, волосы светло-русые, лицо бледное, рот небольшой, зубы белые; о росте судить не могу, но если господин встанет, то я поклялся бы, что в нем приблизительно пять футов четыре дюйма… Да, они составили бы очаровательную пару!
«То самое описание!» — одновременно встревожились пастор и Лизхен.
«Он меня узнал», — подумал капитан.
В это время пастор наполнил стакан капрала вином, тот взял его и встал:
— Честное слово, моя прекрасная фрейлейн, — сказал он. — Поскольку я держу в руке стакан такого отличного вина, я не смогу отказаться: я пью его за ваше здоровье, за здоровье кузена Нейманна и за ваше семейное счастье!
Лизхен посмотрела поочередно на своего отца и на молодого человека, словно спрашивая, что означает этот тост.
— Так что, — спросил жандарм, — разве я не прав? Однако я говорю из лучших побуждений, клянусь!
— За здоровье моего кузена Нейманна? За мое семейное счастье? Я не понимаю, — ответила девушка, не в состоянии догадаться о том, что произошло в ее отсутствие.
Пастор опустил голову.
Офицер не мог дольше сдерживаться; он встал и сказал по-французски, обращаясь к капралу:
— Сударь, бесполезно дальше играть комедию, я тот человек, кого вы ищете.
Но капрал положил ему руку на плечо и заставил снова сесть.
— Помолчите! — сказал он ему вполголоса. — Я помню, что был французом, а теперь я пью за здоровье кузена Нейманна, жениха милой фрейлейн Лизхен, и ничего больше.
Затем он сказал громко, обращаясь ко всем:
— Итак, за здоровье кузена Нейманна!
— Господин Шлик! — воскликнул пастор. — Вы славный человек!
— Да замолчите же, гром и молния! — проворчал капрал. — Нас могут услышать.
— Это правда, — заметила Лизхен.
— Я только хотел доказать вам, что человек, которому начальник главного штаба императора Наполеона (капрал приподнял свою шляпу) поручил добыть для него интересные новости, вовсе не является простофилей, как говорят по ту сторону Рейна.
— О господин Шлик! — не смогла удержаться Лизхен. — Как мы вам признательны!
— Тихо!.. В другой раз, поймите меня как следует, — тихо произнес капрал, — вы не всегда будете иметь дело со славным Шликом… А теперь, — добавил он громким голосом, — я могу пойти и сказать своим товарищам, что там, где я думал найти заговорщика, нашел лишь жениха; только, — он вновь понизил голос, — советую жениху идти и сыграть свадьбу в другом месте!
— О дорогой господин Шлик! — прошептала девушка, соединив руки в знак признательности.
— Итак, тихо! — продолжал капрал. — Спрячьте господина где хотите, неважно куда, но спрячьте его, и пусть он не выходит, пока все мои люди не лягут спать. А теперь доброго вечера, господин пастор! Доброго вечера, фрейлейн Лизхен! Доброго вечера, кузен Нейманн!
И капрал вышел, с заговорщицким видом еще раз попрощавшись с собравшимися.
Действующие лица этой наполовину комической, наполовину драматической сцены, которая только что разыгралась здесь, проводили капрала глазами до двери, закрывшейся за ним. Затем, по-прежнему молча, но с трудом переводя дух, пастор отправился закрывать ставни окна, в которое вошел капрал; через створки ставень, оставленные им немного приотворенными, он увидел, как тот разговаривал со своими двумя людьми.
В это время Лизхен подошла к офицеру.
— О! Какая я несчастная, — сказала она ему. — Я чуть было не погубила вас, и, будь на месте Шлика кто-то другой, вы бы пропали!
— Да, — добавил пастор, — но благодаря этому славному человеку вы спасены!
— Спасибо, сто раз спасибо вам, святой отец! — улыбаясь произнес офицер и поцеловал руку пастора.
«Капитан Ришар, целующий руку отцу Маргариты! — прошептала про себя Лизхен, — Боже мой! Это твое милосердие, а не гнев привели его сюда!»
