Евгений Шалашов - Десятый самозванец
— А русская? — поинтересовался Акундинов.
— Конечно. Обитель Святого Пантелеймона, — с удивлением посмотрел на него парнишка. — А ты разве не знал?
— Да нет, знал, конечно, — смутился Тимофей. — Думал, что турки все православные обители позакрывали.
— А к чему их закрывать? — настал черед удивляться парню. — Турки, они к православным-то хорошо относятся. Они говорят, что наша вера — первый шаг к истинной вере. К исламу то есть… Подать плати да джизью плати. В русском монастыре, раз он памяти святого Пантелеймона, — лучшие лекари! А на Айон-Оросе никакая власть, кроме патриарха, не действует. Оттуда тебя только по именному фирману падишаха могут вытребовать. Придешь к настоятелю да и расскажешь все, как есть. Там из России бывают от русского царя посланники да от патриарха Московского. Ежели что, так они тебе и в Россию помогут вернуться…
Тимофей порадовался осведомленности парнишки. Что же, теперь он точно знал, что в обитель Святого Пантелеймона ему лучше не ходить…
Вечером, после скудной трапезы, Мирчо сказал:
— Через два дня до Чорлы дойдем. А там — на побережье да морем… Греков там много. Кто-нибудь да на Айон-Орос пойдет.
— А коли по суше?
— Долго, — объяснил парень. — По горам лазать да в обход — месяца два пройдет. На конях быстрее бы было, но вот… — не стал досказывать Мирчо, но Акундинов и так знал, что неверным в пределах Османской империи ездить верхом на коне нельзя. Равно как носить оружие и одежды желтого и зеленого цветов…
Тимофей при мысли о кораблях содрогнулся. Еще в Стамбуле старый Ангел удивился, что русский не хочет идти в Афон морем. В Грецию корабли ходят по нескольку штук в день. Любая рыбацкая фелюга доставит путников туда, куда укажут, — во Мраморное ли море, в Эгейское ли. А постараться — так и в Средиземное. Не скажешь же, что пока добирался из Варны, куда его отправил молдавский князь-господарь, чуть не помер от морской болезни! Думал, что коли выйти пешком из Стамбула да по суше пройти подольше, то морем придется плыть поменьше… Но все равно без проклятого моря, видимо, не обойтись!
— Спать ложись, — сказал Мирчо, ложась прямо на голых камнях и с головой укрываясь широкой шерстяной накидкой в два цвета — красный и белый. — Разбужу завтра рано!
…Разбудил Тимофея не Мирчо, а тычок в бок. Били чем-то твердым, не иначе — древком копья.
— Вставай! — услышал он голос. — Обратно поедешь.
Говорили хотя и по-турецки, но понятно. Акундинов, приподнявшись, увидел, что над ним возвышается не кто иной, как садовник господина великого визиря. Правда, с саблей на боку и с камчой в руках он не напоминал садовника. Рядом стояли и другие «слуги». На их лицах невозможно было прочитать ничего — ни злости за побег, ни радости от поимки. Посмотрев в сторону спавшего рядом Мирчо, Тимофей увидел, что на накидке к красному и белому цветам добавился еще и багровый…
— Туда сходи, на дорогу, — кивнул садовник Акундинову, показывая на камень.
— Куда? — не понял он вначале, но потом дошло — чтобы в дороге не просился!
Пока он ходил по утреннему делу, никто из стражей-слуг даже не пытался его караулить. Правильно. А куда он денется-то?
— Похоронить бы… — робко спросил Тимофей, кивая на тело мальчишки. Садовник лишь отмахнулся — некогда, мол, а Акундинов не настаивал. Да и все равно, могилу копать было нечем, а таскать камни — та еще работенка.
Тело Мирчо оставили около камней. «Может, кто и похоронит, — утешил себя Акундинов. — А я, даст Бог, жив останусь, деду объясню, где парень лежит. Надо бы заупокойную заказать…»
Коня для Тимофея, конечно же, взять никто не догадался. Он надеялся, что кто-нибудь из всадников возьмет его к себе за спину. Как же! Руки связали, накинули на шею аркан и повели, как овечку, до самого Стамбула.
За день с Мирчо они прошли верст двадцать. Вчера думал — поболе бы! А сегодня, поспешая за верховыми, радовался, что кони из-за камней были вынуждены идти медленно… Радовался верст десять. Ну а когда началась хорошая дорога, после нее — пригороды, пришлось бежать рысью и радоваться опять, что старый садовник не пускает коня в галоп.
…Великий визирь по долгу службы не очень доверял русским посланникам (да и другим тоже). После беседы окольничего Телепнева и дьяка Кузовлева с Акундиновым он решил проверить — кто прав? Канцеляристы, разобрав донесения, касающиеся русских земель, подтвердили — никакого Вологодского или Пермского наместничества нет! Был в Вологде наместник, но давно, лет сто назад. Старый Селим-паша, лично не поленившийся посмотреть свитки, в коих записаны были имена всех государей, отыскал, что царь московский и всея Руси Василий умер тридцать шесть лет назад. Иоанну, в лучшем случае, было тридцать… Ну а когда садовник (он же начальник охраны) доложил, что русский гость сбежал, все стало ясно. Но все же визирю хотелось еще раз послушать этого наглого гяура.
Притащенный на аркане, грязный и оборванный самозванец, которому и передохнуть не дали, стоял на коленях перед малым диваном, где собрались только самые близкие к визирю, и вещал, делая паузы для толмача:
— Почтенные старейшины, — говорил Тимоха, не зная, как правильно обращаться к дивану. Переводчик, однако, бесстрастно переводил так, как нужно: — Я, законный наследник последнего русского царя из рода Рюриковичей, изгнанный волей злых недругов, прошу вас о помощи и взываю к справедливости…
— Что ты хочешь? — нетерпеливо перебил визирь, у которого были еще и другие дела. Диван же заседал совсем не ради самозванца!
— Хочу припасть к ногам великого султана и просить его дать мне войско, которое я поведу на Москву, чтобы вернуть то, что полагается по закону! — гордо заявил Тимофей.
— И сколько же войск ты попросишь у великого падишаха? — спросил Селим-паша, который командовал всей султанской пехотой, за исключением янычар.
— Пехоты попрошу, — неуверенно сказал Акундинов. — Конницу. Пушек еще.
— А сколь точно ты просишь? — И, видя, что гость не понял вопроса, чуть насмешливо уточнил: — Если ты просишь войско, то должен знать, сколько же надобно воинов, чтобы вернуть престол. Сколько, положим, тебе понадобится орудий, чтобы взять Астрахань?
— А Астрахань я и брать не буду! — воодушевился Акундинов. — Казаки тамошние сами ворота откроют, как только узнают, что к ним идет войско султана да с русским царем во главе!
— Ну а не откроют? — продолжал издеваться Селим. — Если стрельцы казакам не дадут ворота открыть?
— Сколько войск дать, так это уже его величество султан, государь турецкий решит, — выкрутился Тимофей, обливаясь холодным потом. — Мудрость его в военных делах всем известна. Мне только бы к его ногам припасть!
