Мика Валтари - Золотое кольцо всадника
Сенека частенько жаловался на желудок и с некоторых пор начал строго следить за своим питанием. Это явно пошло ему на пользу. Он очень похудел, стал заметно подвижнее и бодрее, не задыхался больше при ходьбе, и, главное, его щеки теперь уже не лоснились, что заставляло прежде тайком усмехаться тех, кто иначе представлял себе облик философа-стоика. Он вполне мог бы хорошо править, никого не преследуя и не казня без особой нужды, а его деловитость позволила бы ему вернуть хозяйство Рима к жизни и даже наполнить опустошенную Нероном государственную казну. Со временем же он, наверное, согласился бы добровольно уступить свою власть более молодому и воспитанному в его духе преемнику.
Многое во взглядах Сенеки роднило его с христианами. Он тоже призывал любить всех людей и был уверен, что видимая жизнь — это лишь тонкая завеса, за которой скрывается нечто неведомое. Об этом он написал в своем труде по естественной истории; он, между прочим, уверял там, что есть таинственные силы, недоступные пониманию человека. Как известно, об этом же говорили христианские проповедники.
Итак, мои мечты завели меня очень далеко, и от восторга я даже всплеснул руками.
— Клавдия, — вскричал я. — Твое предложение гениально! Ты — самый настоящий политик, и я должен попросить у тебя прощения за свои невежественные слова.
Разумеется, я не счел нужным пояснить, что, предложив сделать Сенеку императором и всячески поддерживая его кандидатуру, я превращаюсь в одну из ключевых фигур заговора. Если же мой замысел осуществится, то я смогу рассчитывать на благодарность Сенеки, тем более что когда-то я был одним из его учеников, а в Коринфе служил под началом его брата и был у того на хорошем счету. Молодой же Лукан, племянник Сенеки, дружил со мной; можно даже сказать, я был одним из самых его близких друзей — ведь я всегда так расхваливал его многочисленные стихи.
Мы с Клавдией долго и горячо обсуждали ее предложение и пришли к полному согласию. Мысль о Сенеке-императоре нравилась нам все больше, и на радостях мы решили выпить немного вина. Клавдия собственноручно принесла его из кладовой и даже почти не ругала меня за то, что я несколько перебрал. А потом мы отправились с ней в нашу спальню, и я, желая рассеять любые ее подозрения, впервые за много недель исполнил свой супружеский долг.
Утром голова моя пылала от выпитого вина и восторга, и я едва ли не с сожалением думал об ожидающей твою мать судьбе. Я прекрасно понимал, что со временем мне придется освободиться от нее ради твоего блага и что простой развод Антонию не удовлетворит. Клавдия должна будет умереть, но, к счастью, только лет через десять-пятнадцать. За эти годы много воды пронесет Тибр под мостами Рима. Будут в вечном городе и болезни, и наводнения, и несчастные случаи — да мало ли что могут придумать Парки, эти изобретательные вершительницы человеческих судеб. Так что я решил не огорчаться заранее и не ломать голову над тем, как именно случится неизбежное.
План Клавдии казался мне настолько безукоризненным, что я не стал посвящать в него Антонию. Мы встречались с ней украдкой и лишь изредка, боясь дать повод для сплетен, которые могли бы дойти до Нерона. Император наверняка не оставлял без внимания то, что происходило в доме Антонии.
Я без промедления отправился повидаться с Сенекой под предлогом того, что дела требуют моего присутствия в Пренесте[45] и что по дороге я нанесу старику визит вежливости. Для большей безопасности я устроил все таким образом, что мне действительно понадобилось съездить в Пренесте.
Сенека обрадовался мне и для начала показал свою деревенскую усадьбу, где он вел роскошную, но весьма размеренную жизнь. Я побеседовал и с женой философа, которая была вдвое его моложе. Сенека неуверенно пробормотал что-то о старческих недугах и слабеющих силах, но, поняв, что у меня есть к нему серьезный разговор, пригласил в уютный уединенный домик; этот старый лис диктовал здесь писцу свои книги.
Он заявил, что в последнее время сделался едва ли не аскетом и в подтверждение этого показал мне ручей, из которого он черпал прозрачную воду простой глиняной кружкой, а также фруктовые деревья, с которых, проголодавшись, срывал сочные плоды. Кроме того, он поведал, что его жена Паулина научилась молоть зерно с помощью маленькой ручной мельницы и даже печь вполне съедобный хлеб. Я отлично понял, что все это значит: Сенека боялся быть отравленным.
Нерон, испытывавший постоянную нужду в деньгах, мог не устоять перед искушением и прибрать к рукам собственность своего старого учителя; он мог даже прийти к мысли навсегда избавиться от него.
У Сенеки было все еще немало друзей, уважавших его государственный ум, однако он старался редко принимать гостей, подозревая едва ли не во всех шпионов цезаря.
Я приступил прямо к делу и спросил, не хотел ли бы Сенека обосноваться в императорском дворце после Нерона и вернуть стране мир и порядок. Ему нет нужды быть причастным к смерти Нерона, пояснил я. Все, что от него требуется, так это в определенный день оказаться в городе и быть готовым отправиться к преторианцам, прихватив с собой мешки с деньгами. Я был убежден, что тридцати миллионов сестерциев будет вполне достаточно: солдаты получат, например, по две тысячи сестерциев, а трибуны и центурионы, разумеется, больше — в соответствии с их рангом и положением.
Фений Руф вообще не хотел никакой награды.
Он только попросил, чтобы со временем государство возместило ему убытки, понесенные им по вине Нерона, проводившего свою неуклюжую денежную реформу.
Я посоветовал Сенеке согласиться на это и торопливо добавил, что если сумма кажется ему чрезмерной, то я тоже могу внести кое-какие деньги.
Молча слушавший меня старик, поняв, что я договорил, выпрямился и посмотрел мне в глаза долгим пугающе холодным взглядом, в котором не было и намека на любовь к ближнему.
— Я знаю тебя уже много лет, — проговорил он. — И потому сначала подумал, что тебя подослал ко мне император, желающий проверить, не изменились ли мои политические пристрастия. Из всех своих друзей Нерон мог выбрать именно тебя, потому что ты, Минуций, прекрасно подходишь для роли осведомителя. Но, по-видимому, ты и впрямь кое во что посвящен, раз сумел назвать мне столько имен; в ином случае многие головы бы уже полетели. Я не спрашиваю тебя, какими мотивами ты руководствуешься, я только прошу ответить: кто уполномочил тебя на эту беседу со мной?
Я ответил, что приехал сюда по собственному почину, так как считаю его благороднейшим человеком, который сумеет спасти Рим, если станет императором вместо тирана Нерона. Я также добавил, что в силах обеспечить ему широкую поддержку среди заговорщиков, если, конечно, он согласится принять мое предложение. Сенека немного успокоился.
