Иван Дроздов - Похищение столицы
Явился юрист Петрунин. По привычке прошел к столу, сел в кресло — спиной к окну. Он когда–то Кате говорил: «Садись всегда спиной к окну: ты тогда начальство хорошо видишь, а оно тебя не очень». Петрунин еще недавно служил в милиции, имел звание старшего лейтенанта, но вдрызг рассорился со Старроком и уволился. К Кате он питал особое расположение — какая–то мощная сила родственного духа влекла его к этой женщине — и поверял ей все свои тайны. Он был старше Екатерины лет на пять, имел жену, двоих детей, но в нем еще много оставалось от ребячества. Взрывной неуемный характер часто создавал ему затруднительные ситуации. Катя ему верила и была с ним откровенной. Позвала его, и он, сломя голову, прилетел.
— Ты где–нибудь трудишься? Впрочем, это неважно. Хочу предложить тебе работу.
— В Вашем отделе? Старрок сожрет нас обоих с потрохами. Он меня ненавидит на клеточном уровне. Я же ему сказал: «Ну, жид проклятый! Мы еще до вас доберемся!»
— Ты человек горячий, случается, говоришь глупости.
— А ты слишком холодная и глупостей начальству не скажешь. Такие–то вот, между прочим, и прохлопали российскую империю. Знаем мы вас.
— Не скоморошничай, Игорь. Скажи лучше, как живешь, как Елена?
— А что Елена? Где что купит, а где что продаст. Мелкие спекуляции. Это теперь бизнесом называется. Я умру от голода, но на рынках катать–таскать ящики не стану.
— Ты–то ладно, умирай на здоровье, а вот детишки как?.. Ну, да ладно, контора адвокатская мне нужна. Начальником тебя хотела видеть.
— Брось трепаться! Говори, зачем звала?
— Затем и звала: контора нужна. Дела всякие устраивать, поручения мои выполнять.
— На побегушках у тебя?.. Пожалуй, я всегда готов. Скажи мне: прыгни с Крымского моста в Москва–реку — прыгну. Знаешь ведь, как я тебя люблю.
— Любить меня запрещаю. У тебя Лена есть, дети малые, а мне принц нужен свободный, я бы замуж за него вышла.
— Знаю, кто тебе нужен, и место свое под солнцем понимаю, да что же поделать, если чувства к тебе питаю всепожирающие, всезаполняющие — душу твою великую люблю! Ты как солнце: греться возле тебя можно, а смотреть нельзя: глаза из орбит повыскакивают. Тебе бы во главе государства встать, да Россию–матушку с колен поднять. Сердце мое слезами истекает, глядя на ее страдания. Русский народ по миллиону в год вымаривают. Была ли в истории нашей такая паскудная эра!..
— Хватит стонать и плакать! Дело надо делать и хоть помаленьку, да вытаскивать страну из ямы. Затем тебя и позвала. Будешь работать не за страх, а за совесть, в рот капли спиртного не брать и распоряжения мои выполнять с превеликой душой и точностью. И платить я тебе буду триста долларов в месяц. Говори сразу: принимаешь мои условия?
— С тобой я и за тридцать долларов согласен, да как же с генералом быть? Он как меня увидит…
— Генерала оставь в покое. На фабрике моей будешь трудиться. У меня дела хорошо пошли, товар наш покупают.
— Слышал я по телевизору…
— Вот–вот, от рекламы той и дела ускорились. Еврей нам один помог рекламку сделать. А ты их, евреев, честишь на чем свет стоит. Ты эту ругань с языка прогони. Кукиш держи в кармане. Дела наши делай с улыбочкой и каждую силу, даже самую малую, на пользу свою обращай. Такая от меня тебе установка. С завтрашнего дня юристом тебя зачисляю.
Петрунин поднялся, принял стойку смирно.
— Не надо других слов. Предан душой и телом! Хоть веревки вей.
Катя прошла в комнату отдыха и вынесла «дипломат» с блестящими замысловатыми замками. Вынула из сейфа десять тысяч долларов, бросила в «дипломат» и подала его Петрунину.
— Вот тебе аванс на устройство юридической конторы. Зарплату себе начисляй сам, и каждый месяц предоставляй мне отчет. Тысячу долларов передай от меня Елене. Пусть она воспитывает деток и не мотается по рынкам.
Петрунин сделал один шаг от стола, другой…
— Б–р–р!.. — замотал головой. — Уж не во сне ли я?..
— Не спишь ты, а собственной персоной стоишь передо мной. Иди, мой друг, твори добро людям.
И сделала царский жест рукой. Петрунин пожал плечами и, еще не веря своим ушам и глазам, пошел из кабинета. Катя же склонилась над столом, стала считать, какие дела и в каком количестве она могла бы сотворить на сотни миллионов долларов, которые перебросил на ее счет Олег. В записной книжке пометила: «Перекупить летний городок Университета. Сделать там базу отдыха для своих фабричных и для дружинников. Устраивать там девиц, отнятых у кавказцев».
Недавно ей звонил кореец, хозяин этого лагеря, спросил, правда ли, что швейная фабрика будет расстраиваться в сторону городка? Катя подтвердила эти слухи и еще сказала, что скоро начнется строительство двух больших корпусов и она уже купила под них участок земли. Кореец сильно огорчился и сказал, что рассчитывал там оборудовать особняки для отдыха иностранных туристов, но теперь вынужден продавать этот городок. Катя тогда и не подумала о его покупке — где взять деньги? — а теперь поручит Петрунину приобрести городок в ее собственность.
Закончив приятные расчеты, хотела позвонить Олегу, но было уже поздно. Пошла в комнату отдыха и легла спать.
Утром позвонила Олегу по мини–телефону, привыкала им пользоваться.
— Как спалось на новом месте? — кричала неумеренно громко, боясь, что «джинн», — так впервые назвала она машинку, — не донесет ее слова.
В ответ послышалось спокойно, с оттенком радости ребенка, к которому подошла мама и потрепала его за щечки:
— Да вы не напрягайте голос, говорите совсем тихо: моя машинка любит деликатное, и даже нежное отношение. Как, впрочем, и ее хозяин.
И Олег засмеялся, — и тоже почти по–детски. А Катя подумала: «Мужики все как дети, — и старые, такие как Автандил и Старрок. Любят, если с ними ласково и в глаза им улыбаются. Они тогда тают, как кусок сахара в горячем чае».
— Я только что встала. Тут, на работе, спала.
— А у вас разве есть там спальные места? Вот уж не думал, чтобы в милиции…
— Автандил два таких кабинета сделал: для меня и себя. У него денег куры не клюют.
— Автандил?.. Этот усатый грузин?
— Будто бы чеченец он, да я не знаю.
— И ваши кабинеты рядом? И вы не боитесь кавказца?..
— По мне хоть дьявола поселите рядом. Все равно.
— Ну, нет. Я не хочу, чтобы рядом с вами обитали такие звери. Вот сниму вас с работы.
— А кто же охранять вас будет?
Тепла в голосе Екатерины прибавилось. Нравилось, что ей собирались покровительствовать. Она привыкла во всем полагаться на себя; и мать у нее на иждивении, и младшего брата тянула. И денег у нее всегда было мало. Это в последнее время силы небесные над нею сжалились и разверзлись хляби, из которых посыпались червонцы. Очистила сейф Автандила. А тут еще и хакер. А раньше–то… Фабрику купила, — так за гроши, на нее ей деньги Автандил дал. Думал задобрить, гарем свой пополнить. Даже и открыто намекал: главной женой станешь. Она как услышала такое, так возненавидела Автандила и сказала себе: «Ну, погоди, старый козел! Я тебе еще покажу!..» И вот… кажется, настало время. Но теперь в ней жалость проснулась. Ведь старик и фабрику ей купил, и квартиру, и машину подарил. А столкнула их со Старроком лбами при помощи машинки и пожалела. Старрок–то посильнее будет кавказца. Еврейская рать пока любую силу ломит. И если он свернет башку этому забавному чеченцу, жалеть будет, простить себе не сможет. Впрочем, борьба есть борьба. Она русская, и думы ее только о судьбе русских. Такое теперь время настало.
