Жёлтый вождь - Майн Рид
Так размышлял надсмотрщик Снайвли. Ему не понравился этот краснокожий, хотя он чокто и немного говорит по-английски. То, что он с другого берега Миссисипи, совсем не доказательство его честности: мистер Снайвли вообще не верил в честность людей, какого бы цвета: красного, белого или черного – ни была его кожа.
Он рассказал о своих подозрениях другим путникам, и они к ним прислушались – но не самый главный. Сквайр Блекэддер не поверил в предательство проводника, его сын тоже.
Зачем чокто предавать их? Он не из индейцев прерий и не принадлежит к одному из разбойничьих племен. Он просто отбился от своего племени, которое живет в отведенной ему резервации на западе штата Арканзас; эти индейцы безобидные и полуцивилизованные люди. Блекэддер не видел никаких причин, по которым они могли сбиться с верного пути, скорее наоборот. Ведь индеец не получит платы за свою работу, пока они не перейдут через горы. А ему обещана круглая сумма. Неужели он от нее откажется? Так рассуждали Сквайр Блекэддер и несколько его попутчиков.
Снайвли и другие не были удовлетворены и решили следить за индейцем.
Но как ни следили, не увидели, как он в полночь ускользнул из лагеря и взял одну из лучших лошадей в караване.
Он, должно быть, ушел, ведя лошадь по берегу ручья и скрываясь в его тени. На открытой безлесной равнине под ярко светящей луной он бы не избежал бдительных караульных, одним из которых был сам Снайвли.
Отсутствие его было обнаружено перед рассветом чисто случайно. Лошадь, которую он забрал, оказалась кобылой, несколько недель назад родившей жеребенка. Нельзя было оставлять его в прерии, и поэтому его забрали вместе с матерью.
Жеребенок, не найдя мать, бегал с ржанием, пока обитатели лагеря не проснулись от его криков. Поиски убедили в том, что проводник их предал или по крайней мере сбежал, прихватив лошадь.
Эмигранты больше не спали. Белые бегали вокруг фургонов, предупреждали друг друга или бранились, черные: мужчины, женщины и дети – жались друг к другу и криками выражали свой страх.
А среди этого смятения по прерии, на которой лучи луны уже смешивались с первыми признаками серого рассвета, двигалась темная масса.
Вначале она передвигалась медленно и неслышно, как будто подкрадывалась к лагерю. Потом, когда скрываться уже было не нужно, тень разбилась на части, состоящие из всадников.
Их топот и дикие крики из нескольких десятков глоток вызвали ужас с сердцахэмигрантов. Ошибиться было невозможно. Это воинский крик шайеннов.
У путников не было времени гадать – это крик нападения; и прежде чем они успели выработать хоть какой-то план обороны, всадники оказались рядом, обрушившись на них, как торнадо!
Не все эмигранты были трусливы. Среди них было несколько храбрых мужчин, в том числе надсмотрщик Снайвли. Но скорее машинально, чем надеясь защититься, они разрядили свои ружья в приближающихся всадников.
Это не остановило натиск. На их выстрелы ответил залп нападающих, а затем удары копьями, и меньше чем за десять минут корраль был захвачен.
Когда начался день, он осветил сцену, увы! до сих пор нередкую в прериях. Пологи с фургонов сорваны, вещи рассыпаны по земле; мулы, тащившие фургоны, стоят поблизости и гадают, что их ждет: одни хозяева захвачены и связаны по рукам и ногам, другие мертвыми лежат на земле.
Вокруг отряд раскрашенных дикарей; одни караулят пленников, другие погрузились в необузданный разгул; одни из них лежат до смерти пьяные, другие, опьянев, шатаются, держа в руках чашку с огненной жидкостью, найденной в фургонах!
Такой была картина утром на берегу Бижу Крика, когда отряд эмигрантов был захвачен отрядом шайеннов под командованием Желтого Вождя.
Глава VI. Два траппера
Ущелье, в котором молодой вождь шайеннов разбил лагерь, о лишь одно из множества таких же, усеивающих край сиерры[7] там, где она выходит на открытую равнину. Это не главная цепь Скалистых гор, а лишь отрог, выступающий на равнину.
Примерно в миле отсюда и ближе к ручью Бижу Крик есть еще одно ущелье, такое же по размеру, но иное по характеру. Оно не открывается на равнину, а со всех сторон закрыто утесами, поднимающимися на сто футов и больше.
Но выход из него все же есть: из утесов вырывается маленький ручеек и, проделав путь по каньону, выходит на открытую равнину; этот путь он прорезал за бесчисленные века.
Ручейку нужно русло такой ширины, что едва пропустит человека. Путник может пройти в ста ярдах от утеса, выходящего на равнину, и не заметить разрыв в нем или принять его за трещину.
Пространство внутри в одном отношении отличается от той поляны, которую занимали индейцы. Оно густо заросло тополями и другими деревьями, а по краям, там, где в трещинах почва позволяет укорениться, растут пиньоны[8] и горные кедры.
Похоже, это излюбленная охотничья территория сов и летучих мышей, но только по ночам. Днем ею полностью владеют птицы, заполняя ее своими мелодичными голосами; они боятся только хриплого крика белоголового орла, который иногда «увлажняет свою пилу»[9] или смеется своим безумным смехом, сидя высоко на утесе.
Только сверху можно увидеть эту «дыру»[10]: и чтобы попасть туда, нужно карабкаться так, как не побудит даже любопытство. Ни один путник в прериях на это не пойдет, если только он не немецкий геолог с молотком в руке или ботаник той же национальности в поисках редких растений. Ведомые любовью к науке, эти пылкие исследователи проникают всюду, во все щели и уголки земли, даже в «дыры» Скалистых гор, где часто впоследствии находят их тела со срезанным ножом с головы скальпом.
Поднявшись на утес снаружи и заглянув внутрь, вы можете подумать, что туда никогда не проникал ни один человек. Проникновение туда требует слишком больших усилий. К тому же это опасно: нужно спуститься на сто футов по отвесной скале, рискуя сломать шею.
Но кто-то все же туда проник, потому что в ту самую ночь, когда вождь шайеннов напал на лагерь эмигрантов, только чуть раньше и ближе к утру, среди тополей, которыми заросла поляна, можно было увидеть небольшой костер.
Сверху его можно было увидеть только с определенной точки, где никого не было. Со всех других сторон костер закрыт плотной листвой тополей; проходя через эту листву, дым от
