Горацио Хорнблауэр. Рассказы - Сесил Скотт Форестер
Впрочем, и английские политические методы оставляли желать лучшего. У лейтенанта Хорнблоуэра не было сомнений, что простые ирландцы видели в жертвах правосудия, таких как Вульф Тон или Фицджеральд, святых мучеников за дело свободы. Когда казнят Мак-Кула, такой же ореол засияет и вокруг его имени. Ничто так не способствует поддержке народного движения, как кровь мучеников. Повешение этого ирландца-дезертира только сильнее разожжет тот костер, который Англия пытается потушить. В результате, два народа, побуждаемые одинаковыми мотивами патриотизма и самосохранения, по-прежнему будут продолжать бессмысленную борьбу, которая не может закончиться ничем хорошим для любой из сторон.
В кают-компании появился старший помощник лейтенант Бакленд. Лицо его выглядело усталым и озабоченным, как, впрочем, у большинства старпомов военного флота, отягощенных тяжким грузом обязанностей и огромной ответственности. Он обвел взглядом собравшихся за столом, при этом все младшие офицеры, предчувствуя какое-то неприятное поручение, старались не встречаться с ним глазами и держаться как можно незаметней. Как и следовало ожидать, выбор Бакленда пал на самого младшего из лейтенантов.
— Лейтенант Хорнблоуэр!
— Сэр! — отозвался Хорнблоуэр, изо всех сил стараясь не показать степень своей досады.
— Я решил передать подсудимого под вашу ответственность.
— Сэр? — произнес Хорнблоуэр вопросительным тоном.
— Харт выступит свидетелем перед трибуналом, — пояснил Бакленд, что само по себе было неслыханной милостью с его стороны, — он имел право вообще ничего не объяснять. — Оружейник, который его стережет, — круглый болван, как всем хорошо известно. А нам необходимо, чтобы этот тип Мак-Кул предстал перед трибуналом в целости и сохранности. Я цитирую вам собственные слова капитана, м-р Хорнблоуэр.
— Так точно, сэр, — ответил Хорнблоуэр, да и что ему еще оставалось делать.
— Это чтобы не повторилась история с Вульфом Тоном, — сказал Смит.
Вульф Тон перерезал себе горло ночью накануне того дня, когда он должен был быть повешен. Он умер в жестоких мучениях неделю спустя.
— Если вам что-нибудь понадобится, лейтенант, обращайтесь прямо ко мне, — добавил Бакленд.
— Так точно, сэр.
«Караул к трапу!» — раздался сверху громовой голос вахтенного, и Бакленд поспешил на палубу, чтобы встретить прибывшего на борт капитана, несомненно, одного из членов назначенного трибунала.
Хорнблоуэр сидел молча, повесив голову и размышляя, почему этот жестокий мир так немилостив именно к нему, и почему жизнь его повернулась так, что он стал офицером самой жесткой и требовательной военной организации в мире, где человек не имеет права сказать: я не хочу или я не осмеливаюсь.
— Не огорчайся, Хорни, даст бог, повезет в другой раз, — ободрил его Смит с неожиданной теплотой в голосе.
Остальные офицеры тоже выразили ему свою симпатию.
— Идите выполняйте приказ, — со вздохом произнес Робертс. — Желаю удачи.
Хорнблоуэр поднялся со стула. Он не доверял в эту минуту своему голосу, поэтому просто молча поклонился и торопливо вышел из каюты.
— Здесь он, м-р Хорнблоуэр, — приговаривал оружейник, остановившись перед окованной железом дверью в полумраке твиндека, — целый и невредимый.
Стоящий на часах перед дверью морской пехотинец отступил на шаг в сторону и позволил оружейнику вставить ключ в скважину и открыть дверь.
— Я поместил его в пустую кладовую, сэр, — поведал оружейник. — Но он там не один. Я приказал двум капралам, чтоб глаз с него не спускали.
Дверь распахнулась, открыв взору Хорнблоуэра небольшое помещение, тускло освещенное единственной лампой. Воздух был спертым и тяжелым. Мак-Кул сидел на сундуке, а оба капрала прямо на полу, прислонившись спинами к бимсам. При появлении офицеров они вскочили на ноги и вытянулись во фрунт.
В бывшей кладовой сразу же стало невероятно тесно. Хорнблоуэр внимательно осмотрел стены и потолок, а также скудную обстановку, но не нашел ничего, что могло бы помочь заключенному совершить самоубийство или побег. Завершая осмотр, он заставил себя усилием воли взглянуть в глаза Мак-Кулу.
— Мне поручено присматривать за вами, — сказал, наконец, Хорнблоуэр после затянувшейся паузы.
— Очень рад знакомству, м-р… — Мак-Кул вопросительно смотрел на лейтенанта, одновременно поднимаясь со своего сундука.
— Лейтенант Хорнблоуэр.
— Счастлив приветствовать вас в своих апартаментах, м-р Хорнблоуэр.
Мак-Кул разговаривал на безупречном английском, лишь еле заметный акцент выдавал его ирландское происхождение. Свои длинные рыжие волосы он успел перевязать сзади ленточкой. Его голубые глаза странно блестели даже в этом полутемном помещении.
— Есть ли у вас какие-либо просьбы или жалобы? — спросил Хорнблоуэр.
— Я бы не отказался чего-нибудь перекусить и выпить, — откровенно признался Мак-Кул. — С момента захвата «Эсперансы» у меня и маковой росинки во рту не было.
«Эсперанса» была захвачена вчера. Значит Мак-Кул оставался без еды и питья больше двадцати четырех часов.
— Хорошо. Я распоряжусь, — сказал Хорнблоуэр. — Что-нибудь еще?
— Матрас или подушку… одним словом, что-то, на чем можно было бы сидеть, — сказал Мак-Кул. — Я ношу благородное имя, но у меня нет желания видеть его отпечатавшимся на… в общем, не на самой благородной части моего тела.
Хорнблоуэр только сейчас обратил внимание на сундук. Он был изготовлен из красного дерева и представлял собой настоящее произведение искусства.
Он был богато украшен резьбой и лаком. Толстая массивная крышка была обработана таким образом, что имя владельца — Б. И. МАК-КУЛ — выделялось на ней большими выпуклыми буквами.
— Я пришлю вам необходимое, — пообещал Хорнблоуэр.
В дверях показался незнакомый лейтенант.
— Лейтенант Пейн с «Победы», прибыл вместе с адмиралом, — представился незнакомец. — Мне поручено обыскать этого человека.
— Как вам будет угодно, — растерянно проговорил Хорнблоуэр.
— С моей стороны тоже никаких возражений, — заявил Мак-Кул.
Оружейник и оба капрала вынуждены были покинуть помещение из-за тесноты, но Хорнблоуэр счел своим долгом остаться. Он притулился в углу и внимательно следил за всеми действиями Пейна. Тот выполнял свою работу быстро и профессионально. Он предложил Мак-Кулу раздеться догола и тщательно проверил всю его личную одежду. Каждый предмет он внимательно прощупал, уделяя особое внимание подкладке, пуговицам и швам. При этом он сминал материю в кулаке, одновременно прислушиваясь, не зашелестит ли зашитая в одежду бумага. Покончив с этим, Пейн занялся сундуком. Ключ торчал в замке. Пейн повернул его и откинул крышку. Военная форма, рубашки, нижнее белье, перчатки, —
